Андрей Белянин - Изгоняющий бесов

– Не зевай от, паря! А то нечем будет, без нижней челюсти-то знаешь от, как тяжко жить? Вот то-то и оно.

Не подумайте, что я струсил или просто решил не драться. Армия быстро выбивает одно и учит другому, захочешь жить – дашь сдачи. Но старый священник с невероятной для своего веса и возраста лёгкостью прыгал вокруг меня, не сбивая дыхания, не размахивая руками впустую, но каждый его кулак скупо и точно попадал в цель. Которой был я.

Гесс, разумеется, увязался за нами, но в так называемый образовательный процесс не лез, скромненько сидел на задних рядах, ничего не комментировал и ни за кого не болел. Тоже мне друг называется.

– Отдохни от, паря. – Старец помог мне подняться и прислонил меня к забору. – Тебя где драться-то учили?

– В… десан… десанте-е, – с трудом выдохнул я.

– Вишь от как, с живым-то человеком драться – это от одно дело, а так чтоб от беса с ног сбить – тут ить по-иному двигаться надо. Смотри-ка.

Я не сразу въехал в тему.

Стиль «боя православного батюшки», если это можно вообще называть стилем, был построен на нескольких довольно простых и потому жутко сложных в действии принципах.

Первое – ты видишь противника, а не то, кем он является по сути. Поясню: есть противник, с которым ты дерёшься, и совершенно не важно, кто это – человек, нечисть, робот, инопланетянин, святой дух, животное, кто угодно. Победи или сдохни.

Второе – нет защиты в бою. Вообще нет, никогда никакой, никому она не нужна. Ты не защищаешься, ты бьёшь первым.

Третье – правил нет. Правила для спорта, а не для боя на смерть.

И четвёртое – не думай. Вообще! Тебе оно не к лицу, не надо, ни о чём, убей свой мозг, будь бессловесным и бесчувственным, как силикатный кирпич, не оставь врагу ни единого шанса.

– Драться-то – оно само по себе от и несложно, – поучали меня. – Ты управляешь телом, а надо от башкой! Ить ежели, как нас учат по Писанию, самый от наименьший бес способен землю коготком перевернуть, то от как ты с ним драться-то станешь?

– Как все, – попытался спорить я. – Кулаком и верой.

– Это работает, – покивал наставник, сбрасывая перчатки в снег. – Геська, подбери от да в дом тащи! А ты, паря, про веру-то впустую языком не мели. Истинная вера не каждому даётся. А равноапостольных, старцев-монахов да отцов церкви, поди, от много не бывает.

– Да и бесы, я полагаю, таких за километр обходят.

– Соображаешь, – удивился отец Пафнутий, хмыкнул в усы и кивком седой бороды указал мне на дом. Типа пора. Хватит болтать.

Зазевавшийся доберман опомнился, подхватил перчатки со снега и дунул впереди меня.

Остаток дня я провёл в домашних делах и бесплодных размышлениях.

То есть именно за тем, что делает человека философом. Есть вещи, рассуждать о которых можно долго, старательно и вряд ли плодотворно. Если, конечно, у вас нет возможности успешно монетизировать ничего не значащую болтовню. Кстати, у многих это получается, но я не в сонме заоблачных счастливчиков.

Весь мой предыдущий монолог на пальцах показывал, что думать (философствовать) в миллион раз проще, чем всего лишь не думать вообще. Господи боже мой, да мы ведь даже во сне думаем! Ибо нельзя, невозможно, нереально, немыслимо не мыслить!

Проклятая тавтология с демагогией в одном унылом флаконе.

Просто старик владеет прапрадревнехристианскими тайными боевыми искусствами, что позволило ему в возрасте хорошо за восемьдесят без усилий отлупить вполне себе гораздо более молодого и далеко не беспомощного противника.

Короче, меня. Ох… К чему всё это? Так, дайте сообразить…

Ладно, наверное, к тому, что запомнить эти три правила несложно.

А вот реально овладеть ими, так, чтобы свободно применить на практике, – совсем другое дело. Иной коленкор, как выражается мой седобородый наставник. По крайней мере, чем больше я об этом думал, тем меньше у меня оставалось надежды на реализуемость задуманного.

Тем более если вспомнить, что задумано-то всё это было вовсе не мной.

– Собирайся, паря, – через два дня сообщил мне отец Пафнутий. – На окраине от, третий дом по улице Пламенных Коммунаров, мужичок Соболев залютовал. Жену от бьёт почём зря, горькую-то хлещет без меры, бесов видит. Плохо сие.

– Плохо, – согласился я. – Но, в принципе, дело житейское. Участковый направит в район к наркологу, и нет проблем.

– От тебе и ладушки, бабкины оладушки! Стало быть, сходим до них, благословим от на лечение, а там уж, поди, всё само обойдётся, так ли?

– Приблизительно да, – осторожно ответил я, поскольку мой наставник молча направился в сени за тулупом и валенками.

Доберман жалобно заскулил, его взгляд метался туда-сюда, собачья душа разрывалась пополам: с кем идти или с кем остаться?

– Пошли все? – тихо предложил я.

Пёс счастливо залаял, три раза крутанувшись вокруг себя и подпрыгнув козлом на метр вверх к белёному потолку. Как видите, ему немного для счастья надо.

Из дома вышли гуськом, по старшинству, до окраины надо было топать минут двадцать, а то и больше. Тем более что погода вдруг решила показать переменчивый нрав и резко ухудшиться. Задул ледяной ветер, поднимая колючий снег, кидая его нам в лицо целыми пригоршнями, а сквозь серебряную завесу виделись волосатые задницы наглых бесов, изо всех сил вертящих хвостами…

По пути седобородый батюшка что-то бормотал себе под нос: то ли молитвы, то ли матерные частушки, не разберёшь. Гесс полдороги изображал молодого пьяного мастера ушу в прыжке, задирая задние лапы выше головы, но чем больше хмурилось небо, тем быстрее таял его энтузиазм. Пока дошли до последнего дома на улице Пламенных Коммунаров, он уже повесил нос ниже колен и даже перестал кусать острые снежинки.

Я даже не помню, чем была на то время забита моя голова, наверняка какой-нибудь ерундой. Возможно, даже Мартой. В конце концов, за последнее время она была единственной девушкой, с которой мне довелось хоть немножко поговорить.

Нет, не то чтоб разговоры с противоположным полом были запрещены. Я же не принял монашеский сан, так что в принципе кто бы мне что запретил. Никто!

Сумбурно, да? Я хочу сказать, что так называемый чин послушника налагает на светского человека не столь много обязанностей, как многим кажется. Пока ты послушник, ты, так сказать, лишь послушен своему духовному отцу или наставнику, ты только учишься ставить приоритетом духовную жизнь, но в любой момент волен развернуться и уйти.

Как, кстати, чаще всего и уходит подавляющее большинство таких вот обиженных на весь мир философствующих эгоистов. Я, честно говоря, тоже, наверное, ушёл бы по весне, были такие мысли, но теперь, когда мы познакомились с Мартой…

– Пришли от ужо. – Старец широким движением распахнул хлипкую калитку, сдвигая приличный сугроб. Видимо, уборкой снега хозяин себя не утруждал.