Алексей Лавров - Quantum Mare

Наконец-то дождались экскурсанта. Пыхтя, вылез француз, смешно жмурясь после трюмного полумрака, оглядел притихших мальчишек. Довольно-таки крупный экземпляр, в наличии лапы-клешни, моряцкие ноги в грязных парусиновых штанах на раскорячку, морская блуза разорвана на курчавой груди до уже выпирающего пуза.

Стоит, неуверенно озирается, а публика его рассмотрела и требовательно уставилась на Захара. Трое даже улыбаются – близняшки доброжелательно, а Плюш, как всегда, скалится с подначкой.

Захарка выдал заготовленную реплику, сделал шаг к мужчине, штрафным берцем пыром врезал ему в промежность и ко мне обратился, отключаясь. – Избей мужика, Нежданушка, а то вон он какой, я ж ещё маленький.

И притих в предвкушении гадёныш. Нет, ну а что я хотел? Что он хотя бы начнёт, и я его снова спасу! А мужик этот лично мне ничего плохого пока не сделал, я ему даже сочувствую – тоже попал к деткам бедняга. Здоровенный такой, ещё живой…

Сука!!! Ты кого, падла косолапая, хватаешь?! Захват за кисть, разворот, прыжок и сальто вперёд. Сам приземляюсь на корточки, франк воткнулся мордой в доски. Урод такой к пацану моему клешню протянул?! Ногу коленом к подбородку и резко вниз, по печени. Хотел повторить, но тут снова малец влез, говорит. – Тихо-тихо, это ж просто игра!

Я немного охренел, а он снова. – Комейнт дефойс тулейс инсалти деплес ле понт?

Француз лежит, будто не понял. Захар, разочарованно вздохнув, с размаху пнул его по рёбрам, того выгнуло болью. Ещё один пендель, толкающий, и не оправдавший наших надежд дядька скрылся в трюме.

Я уже соскучился – не получилась игра, а Захарка ждёт чего-то с едва сдерживаемым азартом. И в кармашке монеты теребит. Невероятно, но через пару минут нарисовался новый персонаж.

Плюш вякнул. – Теперь я!

Захар снова воспроизвёл ритуальную фразу и бросил на палубу шиллинг со словами. – Ставлю на два!

Плюш заявил. – Отвечаю на квит, если не встанет, забираю всё!

В ответ по доскам с глухим стуком запрыгали монетки.

Плюшевый закрутил вертушку, пяткой мужчине в челюсть – того аж развернуло, веером разлетелись кровавые слюни, он рухнул плашмя. Нокдаун, как минимум, прощай, наша денежка.

Мужик полежал секундочку, завозился, поднялся на колени и встал! Тут же без перехода Плюш прыгнул – прямой ногой в диафрагму – он же так людей убивал! Так нечестно, это же пари!

Франк влетел в переборку, отёк, его скрутило на досках. Все заворожено смотрели, как его курочит. Плюш зараза не просто убил человека – всю затею. Ну, что ему стоило немного подыграть?!

А француз, будто подслушав наши мысли, приподнялся на карачки. Беднягу выгибало, выворачивало болью и тошнотой, но он смог поднять голову. Лицо исказили страдание и злая гордость. Моряк сумел сесть, обвёл нас безумными глазами, а мы смотрели на него с надеждой и восхищением.

И он, напившись нашего восторга, оторвал от пола колени. Постоял, опираясь руками, и начал медленно разгибаться. Мне было совершенно ясно, что он каждое мгновенье ждёт завершающий удар, уверен в его неизбежности, но отчего-то ему очень хочется встретить его стоя.

Что и кому он доказывал? Демонстрировал презрение? Не проклинал, не ругался. Просто стоял молча, пошатываясь, обхватив грудь, смотрел в пустоту и ждал с диковатой улыбкой последнего удара. Надеясь только на то, что он будет один.

В зачарованной тишине слышался плеск волн за бортом, и как глас с небес прозвучала насмешливая реплика Плюша. – Вы бы угостили крестника, штрафники. Всё равно ж мне платить!

Ребятня счастливо загоготала – праздник удался – сказка с настоящими чудесами и со счастливым концом! Подсчитали ставки, Плюш гинею просадил с хвостиком. Ему на эти деньги долго пришлось бы франка кормить даже слойками с компотом, если б мы не придумали открыть самый, наверное, дорогой в Атлантике ресторан.

Весёлой компанией припёрлись на камбуз, обрадовали месье срочным праздничным банкетом на десяток персон всего на гинею с небольшим. Тот к такому счастью давно был готов, поджидал чего-то подобного. Накормили франка, разговорились – узнали, что его звать Жульеном, он канонир, а остальное близняшки не сочли нужным переводить с набитыми ртами.

Пленного для себя переделали в Жулика и отправили обратно в трюм – на сегодня достаточно хорошего.

Тем более никаких праздников не объявлялось, нам об этом очень вовремя напомнили казачьи дедушки. Всё по-старому, будто и не победили мы никого, и вновь продолжается бой. В новом нашем доме мы впервые провели боевую тренировку.

Деды стали строже, жёстче, или мы как-то изменились, попробовали настоящего боя, успеха, слегка зазнались. Может быть, дедам это просто показалось, но для нас с Плюшем тренировки сделались совсем адовым наказанием. Казаки вбивают в головы – ничего не изменилось, и пушки на орудийной палубе ничего не меняют – дерутся люди, побеждают и гибнут только люди, а не оружие.

И без того пакостное настроение усугубили побоями. Сам, как последний подонок, срывал на детях злость, обиду, вымещал вину. Это всё Боу виноват. Я ещё на орудийной палубе отметил странность – Джима нет поблизости. Настолько привык к его присутствию, что почти физически ощутил его отсутствие, в смысле с облегчением.

Ведь что бы ни говорил Захар о смысле, о даре, о тысяче слов, которых всё равно бы не хватило, если б мы не бросили мальчишку под палубу… Пусть всё равно потом пришли, всё-таки спасли – это всё уже неважно.

Ведь мы даже не попытались что-то объяснить иначе, словами, без трюма. Никому неинтересны мои оправдания, не сделанного не переделаешь, и Джим, наказание моё, постоянно торчит в поле зрения. Спасителя своего! Учителя!

Никто из клана к нам не приплыл увещевать или качать права, а прибыл Боу уговаривать Джима, перейти к нему на «Бродягу». Они разговаривали как раз, когда мы устроили детям шоу на орудийной палубе. Джим послал его нахрен и уполз реветь в кубрик, а Боу перехватил нас на палубе у дедушек. Типа, есть серьёзный разговор. Ну, такому человеку не откажешь, уделили ему время.

Он попросил нас повлиять на Джима. Оказывается, мы ничего не поняли, жутко ошибаемся сами и зря настраиваем мальчишек против властей, особенно Джима. Он сын его друга и капитана, погибшего в бою. Они оба служили в хитрой конторе, ходили на кьюшипах. Это такие корабли-ловушки, охотники на пиратов.

У мальчишки мама, ещё двое младших братьев, и ни средств, ни возможностей получить приличное образование. Всё равно у него оставалось лишь два пути – в работный дом или в море. Боу походатайствовал за парнишку, чтоб его зачислили с ним на «Бродягу».

Ему самому не хотелось идти в рейс на каторжнике, он и обусловил своё согласие должностью для Джима. И нечему тут удивляться – его боевые заслуги позволяют ставить конторе условия. В общем, всё сложилось удачно, Джима завербовали, назначили жалование, его получает семья, а Боу занялся образованием парня в море.