Кристина Перес - Сладкие черные волны

– Рогатый становится все более популярным на всем острове Альбион, – сказал Тантрис, прожевав, – но я не вижу причин для того, чтобы выбрать его своим божеством.

Бранвен выглянула из-за искрящихся веток.

– Почему его назвали Рогатым?

Откусив, Тантрис ответил:

– Лесные звери также были тронуты жертвой Карноноса. Когда он воскрес, они подарили ему корону из рогов.

– Человек с рогами? – сказала она, и Тантрис кивнул.

– Нда. Вот уж странный бог. – Успокоившись, что ее пациент начал есть, Бранвен бросила взгляд на свои врачебные принадлежности, довольная, что в прошлый раз оставила их в пещере.

– Раздевайся, – сказала она.

– С удовольствием.

– Только тунику, – уточнила она.

Улыбаясь, Тантрис быстро стянул тунику через голову, но не смог удержаться от стона. Бранвен подошла осмотреть рану. Три разорванных стежка.

– Ты должен быть осторожнее, – сердито сказала она. – Довольно героизма.

– Я об этом не жалею.

Она указала пальцем на разошедшуюся рану, и он присвистнул. Кто же этот таинственный кернывман, рискующий своей жизнью, чтобы помочь зверьку?

– Карноноса также называют Богом Диких Тварей, – сказал Тантрис.

– А ты – дикая тварь? – вопрос случайно вырвался у Бранвен. Она никогда не была столь наглой.

Коварная усмешка:

– Иногда.

Закашлявшись, словно недужная, Бранвен вытащила нитку из подола. Послюнив, продела ее в иглу.

– У тебя еще осталась та пыльца? – спросил Тантрис.

– Боюсь, что нет. – Она опустила кончик иглы в огонь.

– Тогда расскажи мне что-нибудь о себе, Эмер. Я уверен, что это будет как обезболивающее. – Он подмигнул, и Бранвен не могла не рассмеяться.

– Что ты хочешь знать? – спросила она. Ей следовало бы насторожиться, но очарование кернывмана сделало ее беззащитной.

– Что-нибудь. Может, про твою семью? Я рассказал тебе о своей.

Девушка напряглась. Она не могла сказать Тантрису правду, но по какой-то причине не хотела лгать. Да, всю правду она ему поведать не могла.

– Я живу с моей кузиной, – начала она нерешительно. Конец иглы начал светиться. – Она сводит меня с ума, особенно в данный момент. Мы очень разные. Но никто меня не знает лучше нее. – Она подумала о колыбельной Эсси, придуманной прошлой ночью. – Я тоже понимаю ее безумие, я уверена, что она… – Бранвен сняла иглу с углей. – …она любит меня, так же как и я ее.

– И я понимаю, почему, – сказал Тантрис. Сердце Бранвен ёкнуло.

– Прости, если причиню тебе боль, – сказала она ему, обращая внимание на рану. Он тихо вздохнул.

– И ты меня прости.

Прежде чем он успел что-то сказать, Бранвен осторожно проколола его кожу иглой. Тантрис ухватился за обе стороны валуна побелевшими пальцами. Чтобы отвлечь его, она призналась:

– Ты первый кернывман, не пленник, с которым я познакомилась. – Еще стежок. – Я была не права, когда сказала, что знаю все, что мне нужно. Очевидно, я много чего не знаю… о тебе.

– Эмер… – Он произнес ее имя с грубоватой нежностью. – Спрашивай обо всем, что ты хочешь узнать о Керныве. Или обо мне.

Так она и сделала. Она спрашивала, пока зашивала, а он отвечал, и часы текли незаметно. У нее было много вопросов. Возможно, это делало ее предательницей. Возможно… но она ничего не могла с этим поделать.

Бранвен хотела знать – ей нужно было знать – всё.

Следующие нескольких недель она возвращалась в пещеру к вечеру, когда свет начинал меркнуть. Во время весеннего цветения Эсси была так занята лордом Диармайдом, чья семья все еще гостила в замке Ригани, что, к счастью, едва замечала длительные отлучки Бранвен. Пропасть между кузинами ширилась с каждой ложью, произносимой Бранвен, – и это причиняло ей боль, но Древние вручили жизнь Тантриса в ее руки.

Хотя, если быть совершенно честной, она приходила и затем, чтобы услышать, как кернывман пересказывает сказки своего народа, рассказывает о его праздниках. Постепенно Кернывеу становился все меньше похожим на безликое чудовище и все более реальным.

Когда Бранвен тем вечером нырнула в пещеру, несколько колючек с цветущих кустов шиповника запутались в ее волосах.

Она чувствовала себя глупо и неприлично. Тантрис поспешил к ней.

– Посмотри на свою голову. – Он по-мальчишески усмехнулся. Теперь, когда рана затянулась, а опухоль уменьшилась, его четко очерченные скулы стали еще более привлекательными.

Тантрис принялся вытаскивать колючки из волос Бранвен.

– Похоже, я только что поймал волка за хвост, – сказал он.

Она чувствовала, что он заглядывается на нее, и отвела глаза. Так она делала много лет подряд, исчезая на второй план на дворцовых приемах, когда нужно было скрыть свои эмоции. Прикосновение его пальцев к ее голове, особенно между косами, несомненно, было завораживающим. Когда же Бранвен почувствовала, что Тантрис перебирает ее волосы дольше, чем это было необходимо, она отошла в сторону и, после небольшой передышки, пристально осмотрела его тунику. На этот раз она не была заляпана свежей кровью.

– Ты хорошо выглядишь, – сказала она. Лучше, чем хорошо. Кожа Тантриса больше не была бледной, вернув свой естественный золотисто-коричневый оттенок. Похоже, менестрель был уже достаточно здоров и силен, чтобы отправиться домой. От этой мысли в груди Бранвен разлилась ужасная пустота.

Сделав к ней шаг, Тантрис, широко улыбаясь, сказал:

– Только потому, что моя целительница применила свое волшебство.

Бранвен не победила бы, если бы не волшебство. Исцеляющий огонь Бриги.

– Не думаю, что это только моя заслуга, – ответила она, подумав о лисе. Сирша все еще томилась в сумерках лихорадки. Даже опыта королевы Эсильты не хватало для полного исцеления женщины. И Бранвен сомневалась, что она самостоятельно смогла вылечить Тантриса.

Выражение его лица стало загадочным. Она проследила за его взглядом на арфу, выглядывающую из-под ее бордовой накидки, и, когда их взгляды столкнулись, Тантрис поморщился.

– Это испытание, – сказал он.

Это было бы испытанием, но Бранвен так не казалось. В душе она знала, что Тантрис был тем, кем назвался, но ей нужно было понять, почему Древние явили ему свою милость. Даже если она не могла раскрыть себя.

– Я думал, ты доверяешь мне, Эмер.

Разочарование в его голосе заставило Бранвен почувствовать, как колючки в волосах пронзают ее сердце. Ей было ненавистно то, как его упрек повлиял на нее. И ей было ненавистно, что она обидела его.

Поток эмоций слился во что-то более знакомое – негодование, – и она решилась.

– Я думала, ты – бард. – Справившись с эмоциями, она решилась отыграться. – Я хотела бы услышать песню с твоей родины, Тантрис.