Кристин Террилл - Все наши вчера

– Спорим, что большой у него не только мозг? – сказала София, поигрывая бровями.

Тамсин застонала, а я возмутилась:

– Не пошли!

Но София только засмеялась и, надев на себя мой новый кашемировый свитер, принялась разглядывать свое отражение в зеркале.

– Я серьезно! – сказала она. – Ты же понимаешь, что первый шаг должна сделать ты?

– Точняк, – сказала Тамсин. – Только не суетись.

– И как я это сделаю? – сказала я. Уже при одной мысли об этом меня прошиб пот, а внутри всё задрожало. – Знаете ли, не у всех здесь присутствующих было столько парней, чтобы это получилось так просто.

– С этим-то? – сказала София. – Черт возьми, уверена, что с ним будет легче легкого.

София, издав парочку непристойных стонов, поцеловала тыльную сторону руки, и мы с Тамсин рассмеялись. Лучшее в Софии то, что она никогда не боится выглядеть глупо. Возможно, потому, что она и вправду глуповата. В то же время Тамсин с её аристократическим британским акцентом и внешностью болливудской звезды умудряется поставить себя так, что все, что она говорит или делает, кажется крутым, так что на самом деле здесь только я постоянно беспокоюсь, как бы не выставить себя дурой. Я просто до ужаса боюсь снова превратиться в неудачницу, лишенную друзей.

В дверь постучали, и София мгновенно прижала руку ко рту.

– Твои родители дома? – шепотом спросила она.

Я лишь рукой махнула.

– Это всего лишь Лус. Входи!

Лус, наша домработница – она работает у нас еще с тех пор, когда я была совсем маленькой, – заглянула в комнату.

– Милая, я пошла домой, – сказала она. – С тобой же все будет в порядке до возвращения мамы?

Тамсин засмеялась, а я напряглась.

– Лус, мне уже шестнадцать лет, – сказала я. – Думаю, что я справлюсь.

На её лице промелькнула тревога, и на мгновение мне стало не по себе. Лус – одна из тех немногих, кто любит меня на самом деле, но я хотела, чтобы она перестала относиться ко мне, как к маленькой. Это так унизительно!

– Девочки, если захотите перекусить, то в холодильнике есть лепешки с мясом, – сказала Лус.

– Хорошо, – ответила я, хотя знала, что мы точно не будем их есть. И поскольку она собиралась сказать что-то еще – типа «сладких снов», или «ты слишком мало ешь», или «я тебя люблю», – я поспешила сказать: – Пока, Лус.

– Доброй ночи, милая.

Когда она ушла, Тамсин занялась собственными ногтями, а София примерила парочку платьев, которые я купила в наш последний поход по магазинам. Казалось, они обе сосредоточены исключительно на своих идеальных телах. И я решила, что всю следующую неделю, до начала занятий в школе, не буду есть ничего, кроме салата.

Я вновь глянула на дом Шоу. Этим утром, в преддверии возвращения конгрессмена, приходили уборщики, чтобы расчистить от снега тротуар и подъездную дорожку. Элегантный черный лимузин мог появиться в любую секунду. Это случится, когда я досчитаю до пяти.

Обозначив цифры в голове, я начала отсчет. Три, четыре… пять.

Ничего.

Дотянувшись до телефона, я набрала сообщение нашей подруге Оливии, которая на каникулы отправилась с родителями в Швейцарию. Она звала и меня с собой, но я отказалась только ради того, чтобы быть дома, когда Джеймс вернется. Ну я и дура! Джеймс, где бы он ни был, явно не изнывал от желания вновь увидеться со мной и не прокручивал снова и снова в голове тот случившийся три недели назад момент, когда его губы помедлили в дюйме от моих, прежде чем отстраниться. Я популярна, довольна разумна и очень независима. И вовсе не должна, словно маленькая жалкая девочка, быть одержима парнем вроде него.

Тамсин и София всё ещё были у меня, когда мама, вернувшись с совещания, на котором планировали бенефис симфонического оркестра, хлопнула входной дверью. Звук разнесся по лестнице, и внезапно воздух уплотнился, в нем повисло напряжение, словно вместе с собой мама принесла грозу. Подружки быстренько собрались выметаться, а я пожалела о том, что не могла смыться с ними.

– Напишешь мне позже, ладно? – спросила Там, стоя у двери. – Хочу быть в курсе дела.

– Я скажу тебе первой.

София поцеловала меня в щеку.

– Иди и добудь его себе, тигрица!

– Боже, ты такая дурочка! – сказала я, хотя у меня сжалось сердце. Я вытолкала Софию за дверь и помахала им на прощанье, пока они усаживались в кабриолет Там. Ей не полагалось водить машину без сопровождения взрослого – мы еще не могли получить права из-за возраста, – но когда её родителей не было дома, Тамсин тайком брала машину из гаража. Осторожно закрыв дверь и стараясь не шуметь, я устремилась вверх по лестнице.

– Марина! – окликнула меня мама из своей студии в глубине дома.

Застонав, я остановилась на четвертой ступеньке. Почти успела!

– Что?

– Не кричи через весь дом, иди сюда!

Я мученически закатила глаза и, с трудом удержавшись, не ответила, что вообще-то это она начала кричать. Я затопала назад в студию, где мама рисовала картины, которые никто не хотел покупать и которые в конце концов неизбежно останутся висеть в одной из наших гостевых комнат. Думаю, что когда-то она в самом деле мечтала стать великим художником, но максимум, чего она достигла в этом направлении, – организация всяких благотворительных мероприятий по сбору средств для Национальной галереи.

– Ну что еще такое? – спросила я.

– Это что еще за тон? – сказала она, смешивая на палитре несколько разных оттенков красного. – Ты сегодня говорила с отцом?

Можно было бы предположить, что в наше время электронных писем и сотовых телефонов у них не будет нужды использовать меня как посредника в общении, но нет! В последнее время казалось, что они разговаривают со мной лишь затем, чтобы что-то передать друг другу.

– Нет.

– Ты не могла бы позвонить ему и спросить, собирается ли он быть дома на ужин?

– Почему бы тебе самой не позвонить?

Мать пристально посмотрела на меня поверх холста.

– Марина, я работаю.

Можно подумать, эти картины так важны для неё! Мать тратит кучу времени, планируя мероприятия для какого-нибудь музея или больницы или осветляя волосы в салоне красоты, но стоит ей оказаться дома, и она в ту же секунду запирается в своей студии.

Я думаю, что она просто терпеть не может находиться со мной рядом.

– Ладно. – Я развернулась, чтобы уйти.

– Не пиши ему СМС! – крикнула она вслед. – Ты ведь знаешь, что он никогда не отвечает!

Поднимаясь обратно в комнату, я набрала папин рабочий номер. У него всегда уходит вечность, чтобы ответить, так что, включив на телефоне громкую связь, я положила его на комод и стала переодеваться в пижаму. Мама ненавидит, когда я выхожу на ужин в пижаме. Эту пижаму мне подарила Лус, и едва я выскользнула из удушающе узких джинсов, на покупке которых настояла Тамсин, и перебралась в дешевый мягкий флис, как все мое тело сразу словно вздохнуло с облегчением. На долю секунды я вспомнила, какое выражение лица было у Лус, когда я сорвалась на неё, и ощутила укор совести. Несмотря на её сомнительный вкус в выборе пижам, я действительно любила эту женщину. Она была одной их тех немногих, кто ни капли не скрывал, что я ей небезразлична, хоть это и означало, что она то и дело ставит меня в неловкое положение своей заботой.