Михаил Ахманов - Флибустьер. Вест-Индия

В салоне было прохладно, и штормовку Серов не снял. Когда «Ту», пробив облака, поднялся в голубое небо, он вытащил из кармана блокнот с вложенным в него листком, посланием от Петровича, развернул его и внимательно изучил список. Память у проводника-водителя была хорошей, и, очевидно, с Васькой-вертолетчиком он был в отличных отношениях: восемнадцать имен, а иногда и фамилий, включая нижегородскую группу. Если все эти люди исчезли, то теперь, вместе с Ртищевой и Губертом Фриком, набиралось двадцать человек. Пермская зона могла бы дать и больше, подумал Серов; Пермь гораздо ближе к центру, на поезде можно добраться, что не в пример дешевле самолета. Придется, видно, и туда сгонять…

Появились стюардессы с напитками и завтраком. Серов, сидевший у прохода, передал подносики соседям, мужчине с деловитой физиономией и говорливой старушке, летевшей к невестке и сыну в Москву. Курица, сыр, белые булочки, пирожное, сок и кофе… После недели на консервах аэрофлотовское угощение казалось роскошным пиром. Серов взял коньяка, выпил янтарную жидкость, убедился, что коньяк хорош, заказал еще и вытянулся в кресле. Деловитый сосед предпочел водку. Они чокнулись и пожелали друг другу успешного приземления.

Коньяк ли был тому виной или приятные личики стюардесс, но только мрачное настроение стало покидать Серова. Он подумал, что путешествие к сопке Крутой вовсе не было бесцельным, как казалось еще получасом раньше. Во-первых, он убедился, что все фигуранты, и шестеро контактеров, и Добужинский, в самом деле добрались до аномальной зоны, а значит, рукопись Елисеева не полный бред. Здесь он, можно сказать, двигался по стопам Добужинского, тоже желавшего разобраться, что ему подсунули – то ли описание реальных событий, то ли фантастический сюжет. Во-вторых, отыскался важный свидетель, которого так или иначе пришлось бы доставать и опрашивать. Этот свидетель дал ценные показания (Серов пощупал блокнот в кармане куртки), и теперь, если пополнить их хотя бы десятком других имен, можно заняться статистикой. К примеру, выяснить, с чем связаны разные сроки исчезновений после таких аномальных прогулок – с возрастом, полом, психическим складом или, что вероятней всего, с временем пребывания в зоне. Ну и в-третьих, наконец… Самое, быть может, главное в том и состоит, что он побывал в географическом пункте, где завязались все события. Он видел своими глазами сопку, следы присутствия пропавших, остановился там, где они жили, жег костер около их кострищ… Это, как ни крути, впечатления! Когда-нибудь что-то всплывет, потянет за собою мысль, идею… что-то более здравое, чем нелепые выдумки контактеров…

Усмехнувшись, Серов пригубил коньяк и полез в карман за блокнотом – освежить в памяти полный список. Рукав штормовки задрался, в глаза ему бросились часы, и он остановил движение. С часами, драгоценным швейцарским изделием за тысячу баксов, произошел непорядок: если верить табло в аэропорту, они отстали на две с половиной минуты. Невероятный случай! До сих пор точность хода у них была потрясающая – за месяц они уходили на пару секунд, и подводил их Серов единожды в год, на Рождество.

Не вынесли походных условий?.. – мелькнуло у него в голове. Он наклонился к деловитому соседу, тронул его за рукав, спросил:

– У вас точные часы? Время не подскажете?

– Точные, как в аптеке, – проинформировал сосед, поднимая к лицу запястье. – Сейчас…

Но окончания фразы Серов не расслышал. Взгляд его остекленел, белесая пелена сгустилась перед глазами, тело будто бы потеряло вес, и пронзительный звенящий звук начал пробуравливать виски. Он дернул головой, пытаясь избавиться от этого визга, и потерял сознание.

Вскрикнула старушка, застыл мужчина с поднятой рукой. Кресло рядом с ним опустело.

Он не мог пошевелиться. То была не судорога, не мышечный спазм – просто ощущение, что тело вдруг превратилось в камень. Серов не чувствовал конечностей, не шевелились губы, не двигались веки; перед глазами – полная тьма. Это было страшно! Но в то же время он сознавал, что жив, и даже помнил, что должен находиться сейчас в салоне авиалайнера, летящего над Охотским морем на высоте десяти километров. Не чувства, но разум и память убеждали в этом, и, справившись с первым приступом паники, Серов решил, что поражен внезапным недугом. Вот только каким? Паралич, инфаркт, инсульт? Нелепое предположение! Он был не только физически крепок, но отличался завидным здоровьем и никогда не болел, если не считать чеченского ранения. Хотя, подумалось Серову, и на старуху бывает проруха. Ну, надо полагать, сейчас ему окажут помощь. Прибежит стюардесса с аптечкой, спросит, нет ли врача среди пассажиров, что-нибудь вколют или сунут в рот таблетку… только бы зубы разжать…

Зубы не разжимались, зато он начал фиксировать запахи и звуки. Ароматы были совсем не самолетные – пахло вроде бы смоленым деревом, пропотевшей кожей и чем-то незнакомым, кислым. Звуки постепенно превращались в речь, но тоже странную – слова как будто знакомы, а сути не уловить. Два голоса, бормочут над ним, гудят, шелестят… Голоса мужские; не похоже, чтобы хлопотала стюардесса. Один голос низкий, басистый, хотя его обладатель пытается изъясняться шепотом, другой повыше, слегка визгливый. О чем толкуют?

Что-то щелкнуло у Серова в голове, и услышанное стало обретать содержание и смысл. Сперва он понял, что говорят на английском – вернее, на диалекте английского, который он понимал с напряжением. Явно не кембриджский акцент и не американский, хотя в Америке по-всякому болтают – уроженца южных штатов не сразу и поймешь. Наверное, случай как раз такой… Нашелся в самолете врач – даже два врача! – из Алабамы или Джорджии, и сейчас они соображают, что ему вколоть. А может, уже и вкололи – кажется, полегче стало. Правда, чуть-чуть… Но ощущения восстанавливаются – глаз не открыть, зато появилось чувство твердого под спиной и ягодицами. Из кресла вынули, на пол положили – мелькнула мысль.

Серов прислушался, стараясь связать воедино не-внятные фразы, и волна ужаса вновь затопила его. Нет, эти «врачи» толковали не о здоровье пациента! Беседа шла о чем-то непонятном, невозможном, словно он находился не в самолете, а лежал в луже у пивного ларька. Или, скажем, у дверей шалмана, откуда его и этих двоих выкинули за пьяный дебош.

– Где мы этого ублюдка подобрали? – гудел басистый. – Где? Где, Мортимер?

– Прах и пепел! В «Старом Пью», где же еще! Парень с французского капера… с этого, с «Викторьеза»… Ну, Хенк, дырявая башка! Не помнишь?

– Помню, – басил Хенк. – Хранцузика помню… как пили, помню… как ты сапоги на бутылку сменял, тоже помню… еще – как хранцуз под лавку свалился…