Алексей Живой - Битва на Калке

– Остановить буйство! – снова прогремел голос над его головой. Это рявкнул скакавший за предводителем знаменосец.

– Да пошел ты к черту, – не выдержал Забубенный, сплюнув на траву, – думаешь, броник нацепил и самый крутой? Вы что тут сдурели все, чуть человека не угробили! Где ваш режиссер, я жаловаться буду!

Но всадники на удивление Григория продолжали ломать комедию. Доскакав до Забубенного они остановили коней и приблизились вплотную. Так, что лошадь главного всадника даже дыхнула в лицо Григорию, а тот поморщился и отшатнулся.

– Ты холоп, а ли вольный человек? – наконец, спросил у него воин, видно, бывший в этом отряде за главного, – странная у тебя больно одежда, не нашенская.

– Кончай дурку ломать, – ответил с вызовом Забубенный, которому уже порядком надела эта фантасмогория, – и кобылу свою отодвинь, она мне в лицо дышит. Не люблю я лошадей. Предпочитаю машины.

Один из всадников легонько, но ощутимо ткнул Забубенного копьем в плечо. Григорий почувствовал боль.

– Отвечай, когда с тобой воевода разговаривает.

Это был уже перебор.

– Да русский, я русский. Мужики, – снова напрягся Григорий, почесав ужаленное плечо, – вы чего все из дурдома сбежали? Какой к черту воевода? Военный консультант ваш, что ли?

– Путята, Мстислава Чернявого верный пес.

– Какая Путята? Это что, кличка? – переспросил ничего не понимающий механик.

Новый укол в плечо, заставил его отпрыгнуть на шаг назад. «Похоже, это какие-то маньяки, решил механик, скорее всего секта военных маньяков-историков. Живым не отпустят. Надо сматываться».

– Непонятен мне, сей холоп, – задумчиво изрек воевода, блеснув недобрым взглядом из-под шлема, – Возьмем его с собой. После поговорим. А этих, – он кивнул в сторону стоявших чуть поодаль деревенских мужиков, – обспроси, из-за чего сыр бор.

Забубенный попятился.

– Это кто холоп? Я, между прочим, российский паспорт имею и прописку, понял?

– Может половец, от своих отбился, – проговорил второй всадник, рассуждая сам с собою, словно Забубенного рядом и не было, – но они нам не враги давно. Только этот шальной какой-то больно, даже для половца. Те хлипкие на драку, хоть и задиристые.

Воевода, не промолвив больше ни слова, развернул коня и поскакал через поле, в сторону видневшейся на дальнем краю деревни. За ним, словно тени, двинулись знаменосец и еще один всадник. Оставшиеся, окружили Григория, который лихорадочно искал выход, всматриваясь в просветы между лошадьми. Он еще надеялся проскользнуть между ними, и убежать в лес.

Неожиданно на его многострадальную голову обрушился профессиональный удар чем-то тяжелым. Механик потерял сознание, свалившись в траву. Всадники спешились, погрузили обмякшего Григория на круп одной из лошадей, и поскакали за своим воеводой.

Очередное пробуждение, второе за это утро, тоже было не из приятных. Теперь к метафизическим последствиям ночных кошмаров добавилась вполне реальная шишка на макушке, которая давала знать о себе тупой болью. «Чем это меня приложили эти исторические маньяки? Может булавой или просто палкой?» Открыв глаза, Забубенный обнаружил, что лежит, уткнувшись лицом в сено, которое щекочет ему ноздри. А когда перекатился на спину, то окончательно утвердился в своих ощущениях: он находился в каком-то сарае. Сквозь щели в одряхлевшей крыше пробивалось яркое не утреннее солнце.

Забубенный еще раз пошевелился и понял, что руки у него крепко связаны за спиной каким-то сыромятным ремешком. Как это было ни странно, но импортный рюкзачок по-прежнему был у него за спиной. Поскольку в нем не хранилось ничего кроме ножика и фонарика, то выглядел он вполне плоским и мог сойти за часть странной одежды, которой его новые знакомые так сильно заинтересовались. Вспомнив новых знакомых, которые видно с перепою расхаживали в одеждах древних русичей, Забубенный загрустил. Зачем они пристукнули его и приволокли сюда, вот вопрос? Лежишь так один в сарае со связанными руками, а вокруг тебя бегают какие-то шизики с копьями и еще неизвестно чего от тебя добиваются. Надо сматываться, да побыстрее.

Григорий снова перекатился на живот и встал на колени, спиной к дверям, благо ноги у него были не связаны. В этот момент дверь в сарай со скрипом отворилась, и послышались тяжелые шаги, приглушенные земляным полом. Несколько человек зашли, позвякивая железом доспехов.

– Что, половчанин, помолиться решил своим степным богам? – Раздался за спиной Забубенного зычный голос, заставивший механика вздрогнуть.

Голова у механика болела, напоминая о недавнем происшествии, но способность ериничать уже к нему вернулась. А что еще оставалось в таком положении. Механик, как смог, развернулся к вошедшим и привалился спиной к стене сарая.

– Извиняться пришли? – поинтересовался он.

Дружинники переглянулись, а потом дружно расхохотались. Отсмеявшись, один из них ответил:

– Да ты не робкого десятка, как я погляжу. А извиняться тебе придется, паря, если виноват окажешься. Вставай, воевода тебя ждет. Судить будет.

Забубенный вздрогнул. Уже и судить собираются, а потом наверняка распнут. Точно маньяки на сходке. Сектанты. Ну, ерничать, – решил Забубенный, – так до конца.

– А вы, мужики, с какой киностудии сбежали?

– Вставай, – не обращая внимания на реплику механика, сказал один из ратников, черноусый и чернобородый детина, – воевода ждать не любит. Ответ держать будешь.

– Это за что же? – деланно удивился Забубенный, хотя сильно догадывался, за что с него хотят спросить, – За то, что в вашем лесу грибы без спроса собирал, что ли? Так я все верну на место.

– Не об том речь, – отмахнулся черноусый. Слегка нагнувшись, он схватил пленника за ворот камуфляжной куртки и одной рукой приподнял Забубенного, поставив на ноги, – Пойдем, непонятный человек.

И подтолкнул механика к низкой перекошенной дверке, открытой наружу. Григорий нехотя подчинился.

Снаружи стояла отличная солнечная погода. Время уже за полдень было, судя по солнцу: часы свои Григорий потерял в драке с Никодимом. Сарай стоял на отшибе селения, которое можно было окинуть одним взглядом, – пяток дворов с сараюшками. Около центрального двора толпилось сейчас десятка два человек, видно, его дожидались.

Забубенный, конечно, в деревнях бывал, но подобной убогости давно не встречал. Не было здесь не то что электричества и асфальтированной дороги, но даже и стекол в домах. Пузыри какие-то натянуты, труб вовсе нету. Проходя под конвоем мимо одной избы, Григорий заметил валивший изо всех щелей дым и сначала подумал, что баня. Но тут открылась дверь и на свет божий показалась пухлотелая хозяйка в закопченном сарафане и перемазанным сажей счастливым лицом. В руках она несла какое-то варево, из чего Забубенный заключил, что в этой «газовой камере» варили обед.