Михаил Уржаков - Кулуангва

Не там, однако, мы получили свою силу и верховную власть. Но лишь здесь мы подчинили и покорили большие племена и малые племена, когда мы принесли их в жертву пред Чааком и Священным Зерном. Мы поднесли ему кровь, плоть, груди и подмышки всех тех людей, чтобы оросить и оживить Священное Зерно. И могущество пришло к нам. Велика была мудрость, когда мы свершали свои деяния во мраке. Но вот пришло время, когда Чааку стало мало. Этого стало мало Священному Зерну Чаака. Одному из шести священных зерен, принесенных Им на нашу землю, – мало наших подношений. И он говорит мне, а я – вам: дети Маиса, воздайте благодарность перед последним отправлением! Совершите что необходимо: проколите ваши уши, пронзите ваши чресла и совершите ваши жертвоприношения! В том будет ваша благодарность предо мной – и я воздам вам. И я, Вак Балама, ваш жрец, говорю вам: пришло время сделать все, что хочет Чаак для орошения и цветения Священного зерна .

Еще Толана вспомнила, как долго, очень долго она тащила Кулуангву по узким ступеням вниз с вершины храма. Вспомнилось ей, как сильно бился в утробе ребенок, сопротивляясь каждому напряжению матери. Затем теплые руки старухи Ма-Ис помогли затащить Кулуангву в хижину, положить его безвольное тело в угол на низкий топчан и прикрыть одеялом. Но что было до этого? Память путалась, события не прояснялись.

Кулуангва хрипло дышал, голова женщины поднималась и опускалась с каждым его тяжким вздохом. Вот он со стоном потянулся, выдохнув боль, расправляя затекшие за ночь мышцы. Одеяло, укрывавшее тело, сползло на пол. Толана подняла взгляд, не до конца понимая, что ей открылось. Перехватило дыхание. Увиденное заставило ее с силой зажмурить глаза. Вся нижняя часть тела Кулуангвы: бедра, лодыжки, ступни – была покрыта коростами запекшейся крови. Между его ног слабо подрагивала огромная, уродливая, черно-красная… губка. Все то, что когда-то принимало активное и ласковое участие в создании маленького существа в ее утробе, превратилось в невообразимый кошмар. И Толана вспомнила вчерашний день.

34 ° 38’17»S

58 ° 21’12»W

Буэнос-Айрес, Аргентина.

14 октября 1972 года

День подходил к концу

– Диего! Диего, да чтоб тебя! Ты почему мать совсем не слушаешь! Разобьешь ведь башку в такой темноте. Сколько можно дурить? Давай домой, живо, жи-иии-во!

Нет ответа.

– Диееего!

– Сейчас, мам! Ну, до первого гола, а то у нас ничья!

– Так вы до утра носиться будете?

– Не-а, сейчас уже закончим!

Мать отошла от окна третьего этажа, снимая с веревки, переброшенной через улочку Санта-Доминго, хрусткое и выцветшее под нещадным солнцем белье.

Внизу, в темноте, озаряемой лишь тусклым светом нескольких окон, носилась за мячом стайка подростков, взахлеб крича что-то несусветное. Эта игра в десятки таймов шла с полудня, едва только окончились школьные занятия. Играли во дворе-колодце, среди перенаселенных блочных домов, стены которых были сплошь покрыты граффити. К фасадам тут и там прилепились жестяные хибары – кладовые для всякой рухляди, гаражи для битых грузовичков, мотоциклов, велосипедов. Меж хибарами тоже сохло белье. Игра мальчишек сопровождалась какофонией из криков торговцев, плача младенцев, грохота машин, мелодий босановы и звуков сальсы:

С одной стороны воротами служила пыльная арка, увитая чахлым виноградом. С другой – пара пустых ящиков. Невысокий пацан, откликнувшийся на зов матери, похоже, играл в этом бедном квартале Буэнос-Айреса лучше всех. Приняв мяч на грудь, он легко переместил его с разодранной коленки на голень. Плавно обойдя соперника, мальчик вдруг виртуозно и сильно послал мяч меж двух ящиков.

– Го-о-о-ол!

Одна группа мальчишек бросилась обнимать страйкера 3 3 От англ. striker – бьющий. То же, что форвард, или нападающий. , другая же понуро стояла у ворот, перекатывая мяч.

На столицу Аргентины меж тем спускалась теплая октябрьская ночь.

– Зря ты так с ним, Далма. – Диего, отец мальчика, в честь которого и был назван малыш, осторожно обнял жену за плечи.

– После той вашей с ним поездки в Мексику он совсем свихнулся на этом футболе, – нервно высвободилась она из объятий. – Знаешь, он даже спит с этим дурацким мячом в обнимку. Так наша малышка Мария спит со своей куклой! Возраст-то у него уже не тот, чтоб с игрушками спать!

– Ну, он все же еще ребенок. Десять лет, чего ты хочешь?.. Я, кстати, вчера разговаривал с Антонио Лабруна, директором школы.

– Да знаю я Антонио! – все еще раздраженно бросила Далма. – И что?

– Ну, он сказал, что… в общем, в учебе наш парень совсем плох…

– Вот-вот!

– А зато в футболе, – продолжал отец, – он очень хорош! Гениален! Антонио хочет его в школьную команду к старшеклассникам. На городские соревнования. Ты ведь помнишь, как его тюкали в школе год назад? Как цыпленка! За то, что он два движения с мячом не мог связать на спортивных уроках. А сейчас…

– …А сейчас наш парень превзошел самого себя, пиная глупый мяч на улице! – В голосе ее чувствовалось разочарование. – Лучше бы основными предметами занимался усерднее. Да еще ты ему потакаешь…

– Ну не волнуйся так, Далма! Все обойдется. Наш парень добьется своего. Он еще станет героем Аргентины, вот увидишь!

Далма хмыкнула, а Диего, увлекшись, продолжал невзирая на сарказм во взгляде жены.

– Нам, рабочему люду, нужен футбол! Он нас… освобождает! Он поднимает настроение, дает пищу для вечерней болтовни за стаканчиком вина. Кстати, позволь-ка мне открыть бутылочку на ужин?! Это все ж лучше, чем ворчать и хмуриться. А науки сами к Диего придут, с годами. Уж читать и писать-то он научится.

– Хорошо бы еще, если б научился считать. – Опять хмыкнула мать. – Чтоб не как его отец был, у которого и считать-то почти нечего в карманах! Да и болтаешь ты как на митинге о своем футболе. Футбол его освобождает! Тьфу! Чуть не заснула!

– Ладно, ладно, я поговорю с ним. – Диего ретировался, поняв, к чему клонит Далма.

В этот момент Диего-младший, невысокий для своих десяти лет крепыш, весь в пыли, сияя глазами, косолапо ввалился в дверь. Левой рукой он крепко прижимал к себе черный мяч.