Тимур Максютов - Про звезду (сборник)

Собрали пулемёт, установили на треноге. Первую же огромную птицу сбили. Разглядывали с ужасом кожистое полотно, натянутое на чёрные трубы – удивительно прочные и лёгкие. И скорчившегося мёртвого пилота: лицо без носа и глаз, мелкие кривые зубы-шипы, синей кровью сочащиеся пулевые отверстия…

Половина бойцов осталась у ограды лежать. Лёгкие времянки полыхали, швыряя горстями искры – много домашней птицы погибло в огне, а скотина – вся.

В перерыве между атаками ватаман приказал отходить к берегу, бежать на Ковчег. Тогда-то вода реки забурлила – толстые чёрные хлысты хватали за ноги, утаскивали в глубину, разбивали лодки…

Николай успел краем глаза увидеть, как упала за борт Наташка – бросился за ней, как был, в ободранном бронежилете и тяжёлых берцах. В непроглядной тьме, кишащей безглазыми тварями, нащупал тонкую руку, выдернул на поверхность. Грёб к высокому борту корабля, каждую секунду ожидая, что вцепятся в тело шипастые зубы.

Уж сколько времени прошло – а и сейчас забилось сердце, покрылась кожа пупырями от жутких воспоминаний.

Добрался до нижней, командирской, палубы. Шёл на ощупь – под ногами хлюпало, воняло плесенью. Наконец, забрезжил огонёк.

Злобный голос заставил остановиться.

– Чего?! Чего ты добиваешься, командир? Куда мы плывём, зачем?

Это – староста. Ватаман ответил не сразу:

– Прекрасно сам знаешь, Борис, куда. Река впадает в море, это неизбежно.

– Да такое было в прошлом мире, до катастрофы! Я проанализировал бортовые журналы. Даже если скорость Ковчега не превышает пять километров в час, за эти века корабль проплыл не меньше двенадцати миллионов километров. Какое, к едреней матери, море?! Во всей Вселенной нет объектов с такими размерами.

– Но ведь река не может никуда не впадать! Должен быть конец всему этому.

– Да. Только если она не течёт по кругу, впадая в саму себя.

– Борис, это всё схоластика.

– Это жизнь, командир! То динозавры, то танки, то гунны, то войска маршала Тоца. Ты понимаешь, что время и пространство перемешались к чёртовой матери?

Ватаман кашлянул. Сказал сердито:

– Что ты предлагаешь? Конкретно? Ковчег существует уже сорок поколений, и не мне давать команду на прекращение Пути.

– Я не знаю. Но нельзя поддаваться обстоятельствам и плыть по течению. Надо остановиться. Или, вообще, попробовать повернуть вспять. Для чего нам вёсла? Учти, Серёга – я не один. Многие думают так же, как и я. Хлеба осталось на месяц, а на мясо и забивать нечего. Почему ты не хочешь использовать всё оружие и механизмы из запасников?

Дядька Сергий начал говорить непонятное: про структуру времени, про какой-то континуум и неправильность нарушения последовательности…

Николка бесшумно отошёл назад. Потом зашагал, нарочито топая по лужам.

– Дядька Сергий, дядька Борис! Кормчий наверх зовёт, там что-то странное.

Ватаман пробурчал сердито:

– Во новости, странное там. Можно подумать – остальное всё ясно-понятно.

Команды «свистать всех наверх» не было – все сами поднялись на палубу, чувствуя что-то.

Воздух сгустился настолько, что стало трудно дышать. Небо потемнело, и потемнела вода.

Молча взирали на гигантскую конструкцию, похожую на поставленный вертикально рыбий скелет. По серебряным костям пробегали синие искры.

Николай вздрогнул: Наташа подошла сзади, прижалась к спине.

– Я боюсь.

Повернулся, обнял при всех.

– Я с тобой, маленькая.

За девушкой толпились подопечные – малышня, оставшаяся без родителей после роковой стоянки.

Коля подхватил на руки черноглазую Полинку:

– Как поживаешь, птичка?

Девочка рассмеялась громко – все на палубе вздрогнули от неожиданности, кто-то обернулся, осуждающе покачал головой.

– Дядя Николка, разве же я птичка? Я ребёнок. Птички – они летучие.

– А ты?

– А я… Я – ходючая, вот.

Коля наклонился к Наташе, тихо сказал:

– Уведи их вниз. Тут опасно.

Девушка молча кивнула, повела малышню к надстройке. Обернулась, посмотрела на любимого. Прикусила губу; кивнула, прощаясь.

Ватаман прохрипел:

– Бойцам – на нос. Остальные – вниз.

Мужчины зашевелились, снимая оружие с предохранителей.

По обе стороны тянулись безжизненные берега – будто и птицы, и зверьё попрятались от ужаса.

Висящая низко луна вдруг раскололась, поплыла двумя половинами в противоположные стороны.

И началось.

Вскипела вода, бросилась на борт чёрными щупальцами.

Над рекой повисли ослепительные жгуты, плюющиеся огненными шарами – один ударил в лицо стоящего на носу ватамана. Рухнуло обезглавленное пылающее тело.

Бойцы, крича от ужаса, стреляли длинными очередями вниз – чёрные безглазые морды визжали, взрываясь зловонными брызгами, но на место одного погибшего чудовища река выбрасывала десяток новых.

Били в горящую палубу комки огня, бились в конвульсиях искромсанные тела, верещали ощеренные шипастые пасти, вгрызающиеся в человеческую плоть.

Николай не услышал – почувствовал. Обернулся: осиротевшее кормило медленно ползло по планширу. От дядьки Опанаса остались одна нога да кровавая лужа.

Побежал к корме, меняя на ходу рожок. Навалился на толстое бревно, подгоняя Ковчег ближе к берегу, в тень обрыва, скрывая корабль от обстрела сверху.

Чёрные ползли по скользкой от крови палубе, лавируя между очагами пожара. Николай стрелял короткими, но и последний магазин опустел.

Разглядел песчаную отмель, направил Ковчег на неё.

Ловко пнул берцем безглазую тварь, откинул прямо в огонь – предсмертный визг ударил в перепонки.

Гигантская туша корабля возмущённо заскрипела по песку. Хоть и мала была скорость – всё равно на ногах не устоял, упал на палубу.

Вскочил, подобрал чей-то автомат. Распахнул дверь в надстройке, крикнул в темноту:

– Наташка! Поднимайтесь сюда, быстрее.

Уцелевшие столпились у борта, со страхом смотрели вниз.

– Высоко ведь!

– Прыгайте. Прыгайте, вашу мать.

Нашёл канат, привязал, сбросил. Поцеловал Наташу:

– Давай.

Подхватил Полинку.

Поглядел на горящую палубу, прощаясь.

Костёр потрескивал уютно, успокаивая. Маленькие перестали хныкать, заснули.

Николай вслушивался в ночь, вздрагивая от каждого шороха. Сжимал перемазанный чужой кровью автомат.

Старик баюкал сломанную руку, наспех стянутую самодельной шиной. Сказал:

– Хорошо, что я топор захватил. С утра плот рубить начнём.

– Зачем?

– Как зачем? – удивился старик, – дальше плыть.

– Куда?

Дедок заперхал, рассмеялся.

– Будто и не знаешь, Николка? К морю. Река всегда впадает в море.

Отвечать не стал.

Поднялся, скинул кожух. Прикрыл спящую Наташку. Поцеловал в испачканную щёку.