Алексей Жарков - Жуть. Роман-концерт в трёх частях

– Передо мной два старых добрых друга, – с чувством сказал император. – Они просто обязаны чокнуться.

Пётр III лично наполнил фужеры примирения графа и герцога. Сочная карминовая капля стекла по ножке бокала Миниха, расплылась по скатерти.

– Ну же! Поднимайте, поднимайте свои…

Императора прервали гулкие шаги.

– Ваше императорское величество, разрешите, – генерал-адъютант Гудович приблизился к столу и что-то прошептал в царский парик.

– Выпейте без меня, – кивнул Пётр III гостям, позволяя увести себя в сопредельную комнату.

Пахло чесноком, гвоздикой и остро приправленной ненавистью. Миних поставил бокал и поддел плечевую портупею большим пальцем, повёл вниз, немного оттягивая пояс из золотой парчи.

– Наши кубки соприкоснуться единственно искренне, если только в вашем окажется яд, – произнёс Бирон.

– Такой трус и идиот, как ты, издохнет раньше – от скулящей немощи. Или моего клинка. – Ладонь фельдмаршала коснулась овального навершия шпаги, нырнула вниз, пальцы пробежали по обтянутой кожей рукояти, по овальным пластинам чаши, по дуге гарды, вернулись к рукояти.

– Ха! Уж не угрожаешь ли ты мне, старый дурак?

– Старый? Во мне жизни больше, чем в роте Биронов, грязная ты скотина.

– В тебе одни распри и гниль, подлая свинья! Warum zum donnerwetter 17 17 (нем.) Какого чёрта. !..

Шпага Миниха ударила в шею герцога возле позвоночного столба, проткнула насквозь сверху вниз. Трёхгранная игла вышла под адамовым яблоком, брызнула кровь – на присыпанные желтком зелёные щи, бекасы с устрицами, гато из зеленого винограда и украшенную голубым пером щуку.

– Сдохни, blindes hund 18 18 (нем.) Слепая собака. , – выдохнул граф, ворочая клинок в ране.

Глаза Бирона выкатились, рот распахнулся порванным карманом, но вместо слов оттуда вылился ручеёк крови. Миних упёрся ногой в стул и снял поверженного врага с клинка, точно кусок свинины. Герцог рухнул на пол, увлекая с собой тарелку с румяным куском пирога.

В конце зала кто-то пронзительно закричал.

Миних открыл глаза.

Бирон сидел слева, в полоборота, с бокалом в руке. Словно отражение.

Соперники опустили фужеры на стол одновременно. Злобные взгляды столкнулись над свободным стулом и развернули хозяев спинами друг к другу.

Фельдмаршал пододвинул к себе блюдо с крошенными телячьими ушами, соусницу, благоухающую ароматом грибов, вин и пряностей, но есть не стал. И без того маявшийся в дверях, аппетит поспешил раскланяться. Миних склонил взгляд на золочёный эфес шпаги. Испытывал ли он разочарование, что оружие осталось в лакированных ножнах, а не тяжелило руку?

Да.

Нет…

Когда ты ведёшь внутренний спор с самим собой, даже посредством нереализованных видений, зачастую последнее слово остаётся за трусливым «я», более практичным, более светским.

Землю продолжали потрошить, извлекая богатства, начиняя взамен покойниками. Слово, произнесённое в надлежащую минуту, создавало новые миры. А в соседней комнате генерал-адъютант Гудович пытался убедить императора в реальности готовящегося дворцового переворота.

– Государь, ситуация не терпит промедлений. Нужно действовать.

– Будет вам. Лишь слухи, – отмахивался Пётр III. – Вы путаете колокольчики шута с набатными колоколами.

– У Екатерины Алексеевны был князь Дашков. В день смерти Елизаветы Петровны.

– Капитан лейб-гвардии Измайловского полка?

– Да, государь. Офицеры-измайловцы готовы к перевороту. Они поддержат Екатерину Алексеевну. Как и другие гвардейские полки. После роспуска лейб-компаний и вашего расположения к голштинцам… войска озлоблены и раздражены.

Гудович промолчал об унижении. Гвардия, переодетая в мундиры прусского образца, загнанная на плацу, вахт-парадах и смотрах, была ещё и унижена. Военное дело для Петра III являлось скорей забавой, чем предметом изучения. Если Пётр Великий, дед императора, со своими «потешными войсками» постигал искусство войны, то Петра Фёдоровича увлекали лишь выправка солдат, красота мундира, разводы караулов и построения. Несколько полков солдат, привезённых в Россию из Голштинии, играли роли «потешных войск» Петра III. Являлись мишенями для камушков императорского интереса. Как зрители вокруг эшафота на Васильевском острове, в которых демон швырял комочки теней.

– Всего лишь слухи и мелкие недовольства, – покачал головой император. – Екатерина, несомненно, из тех людей, кто выжимает весь сок из лимона и выбрасывает кожуру, но она остаётся моей супругой. К тому же, теперь у меня есть Миних. Если я прикажу, он пойдёт воевать за меня в ад.

* * *

Ночь Миних провёл очень плодотворно.

Жил.

* * *

Помимо возвращения из ссылки Миниха, Бирона и других опальных государственных деятелей, Пётр Фёдорович начал царствование с издания указов, упразднявших обязательную службу дворян и Тайную канцелярию. Но расположения правящего класса не добился.

Воспитанный в духе лютеранской религии, Пётр III пренебрегал православным духовенством, оскорблял указами Синод. Занявшись перекройкой русской армию на прусский лад, император настроил против себя духовенство, армию и гвардию. Во дворце русских генералов учили «держать ножку», «тянуть носок» и «хорошенечко топать».

Прусские симпатии побудили императора отказаться от участия в Семилетней войне и всех русских покорений в Пруссии. За это Фридрих II произвел Петра III в генералы-майоры своей армии. Дворянство и армия негодующе откликнулись на принятый царём чин. Мало того, Пётр Фёдорович направил войска в Голштинию, чтобы поквитаться с Данией за старые обиды предков.

«Трактат о вечном между обоими государствами мире» воспевал совершенную дружбу между Россией и Пруссией. Подписание трактата вылилось в грандиозный пир. Пётр III утоп в вине, не держался на ногах, что-то бессвязно бормотал посланнику Пруссии.

Во время пира на тост русского монарха «за августейшую фамилию» встали все, кроме Екатерины. Генерал-адъютант Гудович был послан спросить о причинах такого возмутительного поведения.

– Августейшая фамилия – это император, я и наш сын, – ответила Екатерина Алексеевна генералу-адъютанту. – Посему не вижу смысла пить стоя.

Пётр III выслушал ответ, вскочил и закричал через весь стол:

– Дура!

Миних видел, как ухмыляется устроившаяся под потолком тень.

Разгневанный царь приказал арестовать императрицу. И лишь дядя императора, принц Георгий Голштинский, насилу умолил отменить приказание.

Пётр III не оценил величия духа августейшей своей супруги.

Екатерина, дочь немецкого князя Ангальт-Цербстского, возглавила оппозицию гвардии. Пока император находился в загородной резиденции в Ораниенбауме, она свершила дворцовый переворот в Петербурге.