Виктория Гетто - Экспансия

Военная и Корабельная слободы – армия и флот. Войско у славов большое. Но по населению если считать – совсем крохотное. Едва десять тысяч конных да столько же пеших, ну и крепкорукие. Так прозвали тех, кто махины боевые использует. А уж там всякого навыдумывано… Корабельная – та флотом заведует. Строит корабли, военные и торговые. Новые виды кораблей измышляет, пробует. И пешцы морские, наряд корабельный, в её подчинении, и заведения, в коих учат молодёжь морскому делу, – также к ней относятся.

Животная слобода скотиной домашней заведует. В её ведении стада градские и селений, фермы великанские, на которых молоко доят, всяк зверь лесной да домашний, а ещё – туры боевые и лошади рабочие и боевые. С тех десяти коней, подаренных дочери и зятю кипчакским ханом Бураем, пошли табуны невиданной допрежь выносливости и силы. И нет теперь равных коннице славов. И отрядам тяжёлой турьей кавалерии… Тут вообще дело страшное, когда несутся на тебя сотни могучих быков, в сталь шипастую закованные до кончика хвоста, воины на спинах их в доспехах непробиваемых, с копьями длинными, зубчатыми. Не устоять ни одной пехоте в мире против них. Лишь лучшие из лучших да ещё у кого талант к этому делу есть в таких войсках службу несут и гордятся этим.

Тягловая слобода – те дорогами да перевозками заведует. Доставить урожай уоты из града Пуэбло, столицы южных земель, в Рудничный град, столицу слободы тех, кто из земли богатства её достаёт, – да пожалуйста! И вот идут караваны огромные по мощённым камнем, ровным дорогам от одного места до другого. Вроде неспешно, а непрерывно. И днём и ночью. Меняют быков могучих, что великанские телеги тянут на каждой станции транспортной. Поменяли на свежих? И погонщиков сменили. Те уже обратный караван домой гонят. Удобно! Да ещё и дороги слобода строит. Те самые, каменные. Стройки такие тоже в её ведении.

Торговая слобода отвечает за купечество. Ищет новые рынки, неведомые доселе народы, с коими торговать можно. Осваивает новые места. Её корабли бороздят моря и океаны, ходят к лурам, в грады Ханства Великого, на всю великанскую тайгу от океана Нового до Каменного Лба раскинувшегося. Знают уже славы, что не новые то земли, на которых луры живут, – край материка Старого. Если по землям луров пройти насквозь, то за горами древними будет земля, на которой славы в древности, до Исхода великого, обитали.

И лишь Товарная слобода осталась у нас не описана. Ну да та всякой мелочью занимается. Изготавливает утварь домашнюю, приклад рабочий и строительный, словом, всё то, что в любом хозяйстве требуется. От иголок до ниток. Но основное её занятие – ткани. Льняные, шерстяные, хлопковые… Нашёлся злак чудесный, даёт вату мягкую, которую прясть можно не хуже шерсти и ткани из коей легки и приятны в ношении телу.

Так вот и живёт, богатеет государство славов. Прибавляется население с каждым днём, растут новые грады и селения, строятся мастерские и промыслы. Нет уже прежнего Совета племён. Все племена добровольно руку славов приняли. Дружескую, не господскую. Ибо куда лучше иметь твёрдую уверенность в завтрашнем дне, не зависеть от каприза богов и жить, познавая новое каждый миг своей жизни! Приходили целыми племенами – кто защиту искал, кто знания, кто силу. Никому славы не отказывали, лишь одно условие ставили: уважай ближнего своего. Ибо равен он тебе, несмотря на цвет кожи и рождение. И потому за пять сотен прошедших лет теперь одна на земле этой держава, единый народ, одно хозяйство. Даже диких кипчаков, коих пришлось спасать от мечей неведомого народа, в попытке спастись рванувших не в сторону славянских земель, а за Каменный Лоб, и тех у луров выкупили да сюда привезли.

Теперь кипчаки также живут у славов, растёт их народ не по дням, а по часам. Пасут они стада несметные туров, овец и прочей живности на самом полудне державы, став неким щитом между племенами дикого материка, перешейком узким соединяющимся с освоенным, и тем, на котором сама держава привольно раскинулась. Но дружат крепко с прочими народами и не ссорятся, считают себя хоть и кипчаками, но славами одновременно. Никого огнём и мечом под свою руку славы не загоняли. Дружбу получали торговлей да ласкою, добрым словом да умением. Потому и прекратились ныне войны, растёт население, процветают ремёсла. Сыт и доволен народ, богата и могуча держава.

… – Княже!

Распахнулись массивные створки красного дерева, и на пороге вырос юноша лет четырнадцати, склонил голову, приветствуя хозяина покоев. Мужчина, тридцати лет от роду, светловолосый, но с карими глазами, выдающими то, что в его роду была меднокожая прабабка, повернулся от открытого окна, выходящего во двор детинца, вопросительно взглянул на вошедшего. Глаза мужчины потеплели.

– Что такое, Дар?

Подросток молча подошёл, протянул князю небольшой кусочек тончайшего пергамента. Мужчина быстро пробежал его глазами, вздохнул:

– Значит, конец… Спасибо. Скажи там внизу, пусть седлают Ярого. Сейчас буду…

Юноша кивнул, вышел, закрыв за собой двери. Мужчина остался один, тяжело вздохнул: пала Аркона. Последняя связь с землёй предков оборвана. Впрочем, последнее время она становилась всё тоньше и тоньше. Когда новое славянское государство росло и богатело, Руян и земли под его рукой беднели и уменьшались. Пять сотен лет назад совершили жрецы Святовида страшное предательство и измену Славянским землям, заперев богов, оберегающих племя своё, в небесных чертогах. И обрадовался Трёхликий, Проклятый истинными, стал набирать силу, дав невиданные возможности своим слугам. Быстро появились новые государства на Старом материке, разбогатели, стали многолюдными. Плодились верящие в Распятого, словно кролики дикие. Проклятому нужна была сила, чтобы окончательно стереть славян с лица земли, подчинить их землю, заставить веровать в себя, уничтожить богов племени. И он этого добился. Из жадности да зависти совершили жрецы неискупимое предательство. Потому и нет больше Арконы благословенной, стёрта с лика Руяна она. Лишь пять тысяч беженцев доставил флот под командованием младшего брата его, Добрыни. И теперь славы и государство их сами по себе. Где-то скрываются ещё истинные славяне, верующие в изначальных богов, да только с каждым днём их всё меньше и меньше.

После того как Владимир-предатель окрестил Киев и пошёл огнём и мечом по землям славянским, сжигая идолов, разоряя капища и молитвенные места, убивая без разбора старого и малого, скоморохов, гусельников, всех тех, кто людей словом ободрял, стали чахнуть племена, слабеть. Высасывал их силу Трёхликий неуёмно, делясь малой толикой с франками и даками, саксами и германцами, и именно потому стали те цари и короли набирать силу свою, захватывать исподволь, ничем не брезгуя, исконные земли лютичей и пруссов, полабов и венедов. А с полудня да с восхода пришли на славянские земли новые напасти – тысячи тысяч кочевников нового племени, хазарами и печенегами прозывающиеся, уничтожающие народ и города с селениями без всякой жалости и пощады. Горели нивы, пылали города, тысячами люди убивались без всякой жалости лишь за то, что возделывают они землю, за светлые волосы, за глаза голубые да ноги ровные. Сотни уводились в полон и исчезали бесследно, и полнились рабские торжища в Аравии, Персии, подсчитывали барыши константинопольские купцы. Вроде бы и окрепла Русь, как теперь славянские земли стали называть, да толку? В сяк князь под себя гребёт, соседа норовит обидеть. Сам за себя лишь стоит. Варяги и нурманы с севера подступают, тоже знак Распятого несут, славян в рабство обращают. Теперь лишь страна славов единственной осталась, где Триглав воли не имеет и куда ему путь пока заказан…