А. Гасанов - 240. Примерно двести сорок с чем-то рассказов. Часть 1

– Алик!, – озираясь на дверь, ко мне тут же кидается Володя, увидев, что Паша вышел, жарко шепчет плаксивым лицом, – Я им деньги отдал!.. Алик!.. Чё делать?… А?.. Я им…

Я мрачно гляжу на придурка, ещё разгорячённый вознёй, тоже с опаской поглядывая на дверь:

– Лучше бы ты им свою жопу…

– Алик!.., – Володя заливается слезами, хватает меня за шиворот, – Чё делать?.. Он сказал, что ему разменять надо… А я…

– Кто сказал?

– Да этот… Как его?… Серёга!.. Сказал, что ему надо пару штук по стольникам разменять, – Володя кривит лицо, быстро озираясь, и шепчет в лицо горячо, как молитву читает, – Почти четыре тысячи взял, сука!.. Деньги чужи-ие… Чё делать, Алик?!..

С трудом сдерживаясь, чтобы не ударить Володю, я тащу за талию совсем слабого Эдю, и Эдя болтается в моих руках, как сосиска, а Володя путается перед нами, аж пнуть охота.

– Отвали!.. Дай, я спать его уложу.

Мы вышли из тамбура и увидели в проходе ментов.

Три мента, два сержанта и летёха, один с автоматом.

Чуть не сбив с ног, буквально по нам, Володя кинулся по проходу, махая рукой:

– Товарищ мильцанер!.. Товарищ мильцанер!..

А менты уже остановились возле этих бандюг, первый фуражку на затылок сдвинул:

– Здоровы были!..

Тут же кто-то звонко шлёпнул ладонями, и послышался смех.

– Сёмочка!.. Кого я вижу!.. Кормилец ты мой!.. Всё трудишься?..

Виктор вскочил и чуть приобнял летёху, и тот чуть брезгливо придержал Виктора, сохраняя мундир:

– Тиш-тиш…

– А я смотрю – мать моя женщина!.., – сладко поёт Виктор, широко раскидывая руки, – Сёмочка идёт!.. Как ты, мил мой?.. Всё на посту, да на посту?..

Два рослых сержанта сзади скучно замерли, опершись спинами о поручни.

– Накатишь, Сём?, – Виктор прищурился, улыбаясь шаловливо, просительно шепчет, играючи, – А?.. Сём?.. По полтинничку? С хлопцами?.. А?.. Ну, я очень прошу… Ни куда твоя служба не денется… Ну, пожалуйста, Сём!..

А пузатый Сёмочка глазки замаслил, для форсу ерепенится, руку выдёргивает слабо:

– Сдурел ты, Витёк?.., – оглянулся, испуганно смеясь, будто ему глупость предлагают.

И Серёга с Васьком стоят счастливые, руки по швам, не налюбуются на Сёмочку.

Эх!.. И… Уговорили Сёмочку на силу!.. В первый и в последний раз Сёма согласился.

Тут же моментально стаканчики протёрты, водка нОлита, колбаска постругана.

Хлопцы дружно вздрогнули, и в гробовой тишине ахнули:

– За ВДВ!

– Колбаски возьмёшь?, – Виктор опять лизаться лезет. Спрашивает так, будто уже час уговаривает, того гляди прослезится, – Возьми, Сём!.. Ну, я очень прошу тебя!.. Колбаска хоро-ошая!.. А тебе с ребятками ещё полночи служить-то…

И тут же моментально пакетик организован, шесть бутылочек водки и сервелатика десяток палочек…

И летёха вздыхает, головой качая, лишь из вежливости уступая такому напору…

Воспользовавшись этой идиллией, я протискиваюсь незаметно по проходу с Эдиком, и слышу сзади, как Володя, вежливо подождав, пока менты закусят, твёрдо постучал в стеночку:

– Товарищ милиционер!.. А вот эти граждане у меня деньги взяли…

…С Эдиком мы доехали до Москвы, и мухами смылись из поезда, нахлобучив шапки на рожи.

Набрали товара, купив билеты назад, и без проблем добрались до дома, не показывая носа из купе. Под очень хороший процент мы сдали сразу всю аппаратуру одному оптовику, и он обещал расплатиться в течении недели. И больше мы этого оптовика никогда не видели.

Судьба Володи мне тоже не известна.

****

Хорошим летним утром у пенсионеров Карпенко пропал с галереи ковёр. Огромных размеров коврище. Просто сумасшедших. Что-то около 6 на 10, что ли?.. Или больше даже. На юбилей тот ковёр подарили им с супругой. Дорогущий персидский ковёр, ворс в 4 см. Замысловатого сложного рисунка, чистая шерсть. Ковёр чета Карпенко берегла и лелеяла.

– Не ча просто так его топтать!.. Не бояре, небось!., – Галина Ивановна не ленилась скатывать огромную тяжёлую штуку всякий раз, как гости уходили. Ковёр полностью не помещался ни в одной из комнат, приходилось оставлять рулончиком сбоку или подгибать.

– Давай отрежу!.. Аккуратненько…, – Василий Василич в который раз шутил, зная наверняка, что жена испугается, – Вот так вот… ровненько, – он брал в руки ножницы, и взаправду примерялся, показывая, как сейчас отрежет.

– Я те «отрежу»!, – Галина Ивановна кидалась на защиту ковра, и все смеялись, – Я тебе дам!.. Такую красоту портить!.., – и забирала ножницы, грозя кулачком, – Ишь, чё удумал!.. Ух!..

Старенькие они уже совсем. Поди лет пятьдесят вместе. Души в друг-дружке не чают. Дети у них хорошие, и внуков полно. По выходным гостей куча. И пенсии заработали достойные, и особо здоровье не растеряли, и с соседями живут как родные.

На коврище Галина Васильевна не налюбуется, холит и нежит его. От моли стережёт, как зеницу ока. И вот, когда любимец в очередной раз спокойненько висел на галерее, на солнышке «выветривался», свисая на полметра и на нижний этаж – ковёр вдруг пропал.

… – Ветру не было, – пожимал плечами Василий Василич, пятый раз отчитываясь перед участковым, – да и был бы ветер: попробуй такую махину сдуть!.. Под домом не валяется – я сразу посмотрел…

Участковый майор Гезалов внимательно слушал, отхлёбывая чай на кухне, машинально соображая.

Квартира «торцевая», седьмой этаж… Если снять ковёр на галерее и, свернув по-быстрому, добежать до лифта… Минимум два мужика надо… А можно сбросить вниз, а потом спуститься на легке… Или «снизу принять», с шестого этажа… Летнее утречко. Во дворе народу полно. Пацаны до ночи мяч гоняют… Такой коврище, падающий вниз – сто пудов увидел бы кто-нибудь… И по галерее пройти, спуститься, выйти и пройти по двору с такой махиной подмышкой… Какой дурак на это пойдёт?…

– Точно он не ночью пропал?

– Да точно!, – хором горячо оправдываются старики, – На ночь я не оставлю!.. Я вышла его щёточкой пройти, – пятый раз объясняет Галина Васильевна, – смотрю – Петровна на лавочке. Внизу-то. Спрашиваю – почта была уж? Говорит – нет ишо. Ну, я щёточкой прошлась, и зашла. А потом через часик выглядываю – а ковра-то и нет!..

– Та какой «часик»?.., – закипал Василий Василич, – Минут сорок, не больше!.. Вы её по-больше слушайте!.., – мягко отодвинув супругу, он делово втолковывает, – смотрели «В мире животных», досмотрели, она пошла с щёточкой… Это значит – уже в пол одиннадцатого он ишо был. А потом она чуть после двенадцати вышла… Вот и считай, Яша…

Гезалов кивал, отмечая в блокноте, поглядывая на фотографию. В прошлом году сразу четверо внуков собрались в гостях, и Василич самолично фотографировал их, сидящих на роскошном ковре. Бежево-зелёный, шикарный коврище… Сложный восточный орнамент… Заметный. Да, такого размера ковёр… Тяжёлая бандура. Да и дорогущий, наверное…