Геннадий Логинов - Наёмный самоубийца, или Суд над победителем. История о жизни и об искусстве

© Геннадий Логинов, 2017

ISBN 978-5-4485-6139-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Смрад. Холод и смрад. Грязь, холод и смрад. Грязь, холод, смрад, порошащий снег и всепоглощающий туман. В молочном тумане кипит вечерняя жизнь. Раздаются шаги. Скрип колёс. Цокот копыт. Лай собак. Бой городских часов. Отголоски речей, полных брани и праздности. Самое дно. Клоака.

Улицы города заполнены разномастными эмигрантами, бежавшими с насиженных мест в поисках лучшей доли. Здесь им живётся скверно, и сложно представить, что где-то дела обстоят гораздо хуже. Но так оно и есть. И было всегда. Теперь же – они вынуждены селиться друг у друга на головах. Лишь единицы из них имеют какую-то работу, да и те – зарабатывают гроши. Крайняя нищета ввергает их всех в пучину порока.

Многочисленные воры, грабители, нищие бродяги, вконец опустившиеся пьяницы, мошенники, аферисты, серийные убийцы и насильники сделались суровой обыденностью этих мест. Иногда кажется, что проституток теперь стало больше, чем обычных женщин, – слишком многие не видят иной возможности уберечь себя от голодной смерти.

Коренные жители испытывают к иностранцам лишь жгучую ненависть. Их чувства взаимны.

Время от времени проходят шумные демонстрации, хоть как-то привлекающие внимание городских властей. Но, в общем и в целом, власти продолжают смотреть на всё происходящее сквозь пальцы. Впрочем, у них нет не только возможностей, но и желания что-либо менять.

Иногда полиция проводит рейды: суровые констебли избивают подвернувшихся под руку и, отлавливая зачинщиков, устраивают показательные аресты. Подобные меры не приносят эффективности, но лишь подливают масло в огонь народного гнева. Они просто не в силах что-либо изменить. Гниль всегда становится обителью червей, но не черви служат причиной гнили: можно извлечь самых крупных, но и это не повернёт процесс гниения вспять.

Так жить невозможно, но существовать – приходится…

…По талому снегу ступает мужчина. На нём высокий цилиндр и ниспадающий до колен чёрный плащ с пелериной. В руках его тяжёлая трость с потайным трёхгранным стилетом. Взгляд его серых глаз безучастен. Усы короткие и изящно завитые.

Свою сравнительно недолгую жизнь он провёл в высокой белой башне из слоновой кости. До этих самых пор. Но море зловонных нечистот, окружавших башню, поднялось высоко. Неистовые волны ударяли раз за разом, круша стены и раскачивая основание. И было падение той башни страшным.

Теперь же – этот человек вынужден учиться плавать в помоях. Если, конечно, не желает в них захлебнуться. Лишь те, кто привык окунаться в пучину порока так глубоко, что сроднились с нею, чувствуют себя в ней комфортно. Но он – пока ещё не входит в их число и только учится держаться на плаву.

Естественно, помимо него в этом море нашлись и другие утопающие. Некоторые из них сбивались в кучи, взбирались на дрейфующие обломки, подтягивали других и даже пытались бороться со стихией. Или, по крайней мере, уцелеть, пережив нелёгкие времена, и сохранить то немногое, что ещё не ушло ко дну.

Но есть и другие, – словно бы парящие на воздушном шаре над зловонной бездной. Они не «против» происходящих в мире перемен. Но и не «за». Происходящее не вселяет в них радости. Но они полагают, что во всём этом есть некий смысл. Высший Замысел или историческая закономерность. Старый мир давно отжил своё и, оказавшись не готовым к новым переменам, должен смыться под натиском свирепых волн, разрушиться до самого основания, чтобы уже на его обломках мог быть заложен фундамент новой формации.

Масштабный кризис всегда сулит масштабные перемены. К лучшему или, чаще, к худшему. А впрочем, это всегда зависит ещё и от того, к какому лагерю принадлежит оценивающий…

…Мужчина в цилиндре проходит площадь бодрым шагом. Мимо него проносится поздний дилижанс. Старый зам ок снова не выдерживает долгой тряски. Одна из дверей дилижанса распахивается. Человек, до этого мирно сидевший на откидном кресле у этой самой двери, резко вылетает на полном ходу. Его недолгий полёт завершается падением в мокрую грязь.

Ему очень больно. Кажется, он что-то повредил. Подобный случай не единичен, а в последнее время они так и вовсе участились. Раздаются возгласы людей и ржание лошадей. Возница тянет поводья, вынужденно прерывая свой путь. Сходятся зеваки. Им интересно и даже забавно наблюдать за тем, как проливается чья-то кровь, если не их собственная. Кажется, никто и не думает оказывать помощь бедолаге – зато все внимательно смотрят, чтоб было о чём потом потрепаться в пабах и забыть.

Но нет, два, а теперь уже и три лица из общей массы подходят поближе, а один из них даже пытается чем-то облегчить положение пострадавшего.

Человек в цилиндре идёт мимо. Это не его дело. Теоретически ему жаль упавшего, он презирает равнодушную чернь и с известной долей иронии размышляет о современном качестве дорог и дилижансов, оставляющих желать лучшего. Но он – занят. Торопится. У него сейчас другие, более важные дела и интересы. В конце концов, назначена серьёзная встреча, на которую он уже опаздывает и должен поспешить.

Кто-то другой уже помогает, а он не может сделать большего, значит – просто не станет мешать и тратить драгоценное время.

Как-то так…

…Дорога. Улица. Поворот. Тусклый фонарь. Очередная улица. Очередной поворот. Карета. Кони. Пропустить. Продолжить прерванный путь. Неброские вывески. Красные фонари. Шлюхи. Пошли прочь. Какие-то люди смотрят косо. У них такие лица, что можно хоть сразу звать констеблей, не дожидаясь действий с их стороны. Миновать. Быстрее. Не привлекая лишнего внимания. Идти по освещённой стороне. Держаться подальше от тени узких подворотен. Главное – не бродить впотьмах. Тёмные улицы полны воров и убийц.

Седой одинокий бродяга сидит вытянув ноги. Без сомнения, он рискует отморозить себе всё, что только возможно. Но это совершенно никого не волнует. Как не волнует и его самого.

Зеленоватая бутыль. Привычно долгий глоток. Мир не становится лучше: он здесь, он всё тот же, но словно бы сделался каким-то далёким. В такие моменты пьющего всегда окружают чужие проблемы: чужая нищета, чужие раны и синяки, чужой мороз, чужие болезни, чужой страх, чужая боль, чужие слёзы, чужой голод и чья-то бесконечно чужая, впустую растраченная молодость…

Заскулив, к нищему подходит облезлая хромая собака. В её больших тёмных глазах заключена вся вселенская скорбь. Признав в ней собрата по несчастью, мужчина просто и молча, но вполне искренне предлагает ей выпить. Собака так же молча отказывается и воротит голову, заковыляв дальше.