Владислав Савин - Морской волк (сборник)

А бардак вообще страшный. Так называемый Народный фронт это вообще черт-те что, никто никому не доверяет, все угрожают друг другу оружием, баски и каталонцы согласны воевать лишь у себя дома; принять хоть какое-то общее решение – это такой геморрой с демократией и обсуждением в газетах! Где сегодня наступать будем – за, против, воздержались? А враг тоже газеты читает, благо и язык тот же. Дальше объяснять?

И каким местом надо было думать, чтобы до победы орать о будущей коллективизации? Вкупе с разрушением церквей – как это должны воспринимать крестьяне? Ясно как – вот вам и армия Франко (кстати, ее элита, «марокканцы», это полный аналог наших «афганцев» – не арабы, а колониальные войска, из испанцев же, ведшие против тех же арабов уже десятилетнюю войну), поначалу весьма малочисленная, разбухает как на дрожжах, и свои бегут туда же или массово дезертируют по домам, и в спину стреляют вовсю.

А уж терпимость – прям как при дерьмократии. Поймали кого-то в работе на врага – пальчиком погрозили, и служи дальше на том же посту, лишь не попадайся больше. Блин!

Самое смешное, что будь во главе коммунисты – быть бы Испании социалистической страной! Они бы и железный порядок с дисциплиной навели, как в нашу Гражданскую. И свои же лозунги подальше упрятали в интересах дела, как у нас и «Декрет о земле», и нэп; после победы – ну, будем посмотреть, быть колхозам и церквям? А уж с врагами – до ближайшей стенки! Но был всего лишь Народный фронт.

А вот революционная романтика – была. И разговоры – «Эй, руссо компаньеро, вот дело настоящее, мировой пожар. Когда вы у себя перестанете отсиживаться? Да плюньте вы на вашего слишком осторожного вождя. Если он иначе думает, значит, предатель дела мировой революции, которого в расход, ну а мы поможем!» Романтики и велись – вроде Кольцова. Эх, Гренада, ты, Гренада!

Еще – флота не было. Заточенность на «малой войне» вблизи своих берегов привела к тому, что нечем было нашим сопровождать конвои, обеспечивать бесперебойные поставки оружия и всего прочего дружественному нам режиму. Так было позже, во Вьетнаме, на Ближнем Востоке, но вот в Испании – нет. Ну не тянули крейсера типа «Красный Крым» против «Канариаса» или «Фиуме», тяжелых восьмидюймовых! Нужен все ж России дальний, океанский флот!

– При мне, в тридцать восьмом, командующего ТОФа расстреляли, – рассказывал Кириллов. – Там, конечно, разговоры были всякие, но главная причина – злостное пренебрежение своими обязанностями. Вот вы, Михаил Петрович, как моряк, понять должны. Главной ударной силой флота всерьез считаются торпедные катера, которые едва для Финского залива годны, а в океане их заливает [27], и три десятка подлодок «малюток», едва подходящие для ближнего базового дозора; да, были еще два эсминца-«новика». И это против японского флота, где одних современных линкоров восемь, а еще тяжелых крейсеров полтора десятка, эсминцев и подлодок сотнями – и бои на Хасане. Всерьез тогда опасались десанта в Приморье, а уж север Сахалина удержать не надеялись. Понятно, что промышленность многого дать не могла. Но какого… ты, комфлотом, молчал, тревогу не бил! Вот и расстреляли.

Да, суровое все ж время. Неужели анекдот про Жукова – это чистая правда? «Полковник, к вечеру взять этот город! Сделаешь – дам Героя, генерал-майора и дивизию. Не сделаешь – расстреляю».

– Однако простите, товарищи командиры. – Кириллов упорно называл нас по-старосоветски. – У меня связь с Диксоном сейчас. Проверить надо – готовы ли? Вдруг «Шеер» действительно туда пройдет?

Он встал и вышел из кают-компании. Все молчали.

– Ну что, товарищи, – сказал наконец Петрович, – поздравляю! Процесс пошел.

– Какой процесс? – не понял Родик, все еще держа в руках «Архипелаг».

– Нашего перехода на «темную сторону Силы» – с точки зрения истинного демократа. На службу, не только телом, но и душой – Красной империи зла.

– Но как же… – замялся Родик. – Формально мы не…

– А реально? – говорю уже я. – Сколько еще у нас продлится автономность? А после – топиться всем? Нет уж, придется нам гавань искать. И где?

– Деды наши при Сталине жили, – поддержал Сан Саныч, – и мы поживем, дай бог!

– Жить – это одно. Служить – другое.

– Слушай, мы все ж не гэбэшники, а бойцовые морские волчары. Натасканные, чтоб рвать врагов внешних. Которые у державы нашей, хоть империи, хоть дерьмократии, есть всегда. И эту работу надо кому-то делать. В любое время. Возражения, боец?

– Убедил же вас этот иезуит!

– Скорее уж жандарм из бывалых – читал, такими они и были.

После того дня за Кириловым как-то закрепилось прозвище «Жандарм». За глаза – но произносимое с уважением.

От Советского Информбюро, 25 августа 1942 года

На Северо-Западном фронте происходили бои местного значения. На ряде участков наши подразделения отразили атаки пехоты противника. Около населенного пункта В. советские бойцы ворвались в траншеи противника и вели рукопашные бои с гитлеровцами. Наши летчики сбили в воздушных боях 3 немецких самолета. Кроме того, огнем зенитной артиллерии сбито 5 немецких транспортных самолетов «Юнкерс-52».

– Боевая тревога!

И нет больше на лодке отдельных людей со своими характерами, памятью и даже жизнью. Все – как одно целое, на своих постах, стали частями машины, Корабля. Нет людей – есть функции, которые должно выполнять. Даже если в отсек рвется вода или горит огонь – никто не может бросить пост и уйти без доклада и без приказа. Потому что иначе Корабль может погибнуть. И вместе с ним – все.