Олег Кожевников - Командарм

– Товарищ генерал, на станцию Хорощ прибыли! Как доложил дежурный, бронепоезд уже здесь, метров семьсот отсюда, стоит в тупике. Ещё он сказал, что в станционном буфете можно получить горячий завтрак. Сегодня там краковские сосиски с макаронами дают. Помните, мы их в Белостоке до войны пробовали – вкусные, заразы.

– У-у-у, проглот ненасытный! Дело надо делать, а не вызнавать, где что можно перехватить. Ладно, ты с ребятами давай в буфет, а Лисицын меня к бронепоезду довезёт, потом к вам приедет. Да, Наиль, ты там для меня отсыпь этих сосисок. Ты сам знаешь сколько. Ну и макарон положи в котелок.

Уже когда Шерхан собирался прикрыть дверь, я на него цыкнул и скомандовал:

– Шерхан, куда побежал? Никуда не денутся твои сосиски! Давай позови ко мне дежурного.

Через несколько секунд к двери подбежал младший лейтенант и представился. Я с ходу ему скомандовал:

– Давай, младшой, садись в кабину, покажешь, как проехать к бронепоезду.

Младший лейтенант, наверное, наслушался всяких страшилок про меня – что комкор самодур, за любое пререкание может отправить под трибунал или вообще скомандовать своим опричникам (с которыми он не расстается и возит в кузове громадного вездехода) расстрелять негодяя, посмевшего перечить своему генералу. Поэтому беспрекословно стал забираться в кабину «хеншеля». Хотя мог бы сказать, и я бы понял, он ведь дежурный и не может покидать свой пост.

Да, много ходит про генерала баек по корпусу, и основным поставщиком этой информации стал Синицын. Раньше был Шерхан, но с ним перестали откровенничать. Бояться стали даже командиры. А парню это нравилось, очень значительным он себе казался. Многие легенды про комкора, о которых рассказывал Синицын, мне льстили, некоторые злили, а несколько вызывали истерический хохот. Например, почему я всё время передвигаюсь на «хеншеле». Оказывается, генерал лично отбил его у охраны Гудериана, угробив при этом двадцать фашистов и три танка Т-4, в одном из которых пытался спрятаться немецкий генерал Гудериан. Но комкор просек это, свистнул своему рыжему, который за уши вытащил немца из танка и пинками погнал к комкору. Вот после этих пинков порученца комкора у немецкого генерала рожа и заплыла.

Вот и младший лейтенант был наслышан об этом персональном грузовике комкора, поэтому, забравшись в кабину, стал с любопытством и трепетом оглядывать кабину. Про себя я подумал: «Ну что, салага, следы крови убиенных генералом фашистов высматриваешь? Давай, давай, потом поделишься со своими сослуживцами!» Хоть меня и начал разбирать смех, но совершенно серьёзным голосом я требовательно произнёс:

– Что, младший лейтенант, притих? Давай показывай, куда нам рулить!

Лейтенант встрепенулся и громким голосом начал указывать Лисицыну, куда ему рулить. За три минуты, которые мы двигались, я успел выяснить, что младший лейтенант никакой не дежурный, а разведчик из 29-й моторизованной дивизии, фамилия его Панин и он специально был направлен на привокзальную площадь капитаном Курочкиным, чтобы встретить комкора и препроводить его к штабному эшелону. Так что мои измышления, что младший лейтенант, будучи дежурным, не имел права отлучаться со своего поста, оказались неверными. Да и вывод о том, что этот пацан салага, скорее всего, тоже ошибочен. Ряба наверняка уже познакомился со своими разведчиками, и неспособных к этому делу отправил в линейные части. Значит, если младший лейтенант получил поручение от Курочкина, то он прошёл сито отбора, и с большой долей вероятности можно предполагать, что он участвовал в боевых действиях и неплохо проявил себя. За три минуты, пока мы добирались до штабного поезда, который стоял на параллельных с бронепоездом путях, я составил мнение о человеке, изменил его и, как следствие этого, решил узнать у Рябы побольше об этом младшем лейтенанте.

Появление на станции Хорощ бронепоезда и штаба 6-го мехкорпуса было не случайно. Это было плодом моих размышлений, а самое главное, Пителин убедил меня в том, что управление корпуса должно быть непосредственно за боевыми порядками дивизий. А первоначально в целях безопасности я хотел, чтобы штаб был дислоцирован в Волковыске, но Пителин считал, что семьдесят километров от передовых частей по нынешним временам это слишком далеко. Невозможно управлять действиями подразделений с такого расстояния. В процессе разговора с начальником штаба я вспомнил, к каким последствиям привела отдалённость штаба КМГ Болдина от передовых подразделений. Сам Болдин-то наслаждался природой в живописном месте, а подразделения потеряли управляемость. Согласованности действий не было вообще. Одним словом, бардак получился. Разбрелись соединения, составляющие КМГ, кто куда – всё ещё мои делегаты связи не могут обнаружить и установить связь с их штабами. Только зря танкетки на это дело отрядил. Заминку тогда в моём разговоре Пителин даже не заметил – настолько быстро эта мысль пролетела в голове. Но зато хорошо знавший моё упрямство начштаба был удивлён, насколько быстро я согласился с его доводами. И вопрос о передислокации штаба корпуса был решён.

Между собой-то мы вопрос с передислокацией штаба корпуса решили быстро, а с остальным я боялся, что мне придётся помучиться. Остальное это, конечно, бронепоезд. Он входил в состав 58-го железнодорожного полка 9-й ЖДД НКВД, который непосредственно мне не подчинялся. Хотя я знал, что командир этого полка капитан Александров связывался со своим наркоматом, и там ему дали добро на то, чтобы он тесно взаимодействовал с командованием 6-го мехкорпуса. Но вот именно, что взаимодействовал, а не подчинялся. Поэтому раньше приходилось различными способами уговаривать капитана Александрова выполнять мои распоряжения. Хорошо, что ещё до войны у нас с капитаном сложились дружеские отношения, сейчас это очень помогало. Получалось, что он выполнял не приказ командира из другого ведомства, а оказывал дружескую помощь. Но чтобы он оказал эту дружескую помощь, приходилось его уламывать и объяснять, для чего всё это нужно. Как ни странно, никаких проблем и разногласий у меня с капитаном Александровым не возникло. Сеанс связи с командиром железнодорожного полка НКВД продолжался пять минут, а вопросов было решено масса. Вообще-то они начали решаться автоматически, когда после взаимных приветствий Александров заявил:

– Товарищ генерал, со мной тут недавно связались из нашего наркомата и передали приказ: «До нормализации обстановки в Белостокском выступе 58-й железнодорожный полк передаётся в Конно-механизированную группу генерала Черкасова. Так что, Юрий Филиппович, можете располагать моим полком, ну и бронепоездом, естественно, тоже.