Игорь Сорокин - Козак. Черкес из Готии

Отбиваю руку, хватающую меня за рукав.

– Что ты себе позволяешь? – хватаюсь за кортик, подвешенный на перевязи.

В это время торговец вдруг сник и начал униженно кланяться. Его глаза разглядели перевязь и кортик с символами якорей. Ненавязчиво свисающая, из-под одетой навыпуск полевой куртки, желтая перевязь снаряжения и кортик вместе с позолотой снаряжения определяют знатность и принадлежность к сословию благородных. Черный цвет ножен кортика также говорит о том, что это родовое оружие, и символизирует мудрость и осторожность, постоянства в испытаниях – как черта рода.

Это для нашего современника якорь, а для мусульманина или христианина средних веков это символ христианина «ЯКОРНЫЙ КРЕСТ», знак безопасности, устойчивости и надежды, христианского рыцаря, всегда готового прийти на помощь. Глаза торговца, поднявшись, сконцентрировались на пришитом в верхней части рукавов украинском двуколоре (желто-голубой флажок) – цвета рода сеньора, близкому к небожителям (император какой-либо восточной империи).

Для меня это кроме цветов государственного знамени Украины на полевой форме еще и цвета хоругви (знамени) запорожских козаков XVI–XVIII веков и украинцев в Грюнвальдской битве XIII века. Эти же цвета в 1803 году были на знаменах, пожалованных Черноморскому казачьему войску (Запорожской Сечи) российским императором Александром I («старцем Федором Кузьмичом»).

После чего пришло понимание, казалось бы, непонятно какого цвета одежды – пиксельной полевой формы (желтый, зеленый, светло-зеленый и темно-зеленый цвета) и черно-белой майки-тельняшки, опять же означающие знатность и могущество, надежду и изобилие, осторожность и мудрость.

Да, отсутствие меха в одежде – непременного атрибута любого дворянина – сыграло со мной злую шутку. Надо будет немедленно исправить. Тем более, что и мех в символе моего рода есть – волчий. Беличий или горностаевый мне не нужен, а волчий мех – символ воев, не стыдно носить даже рядом с соболями.

Настоящая геральдика пока только начинает движение по Европе и планете. Так что могу делать все что хочу.

Вокруг меня и торговца мгновенно образовался вакуум. Если раньше я шел почти в толпе, то теперь проходящие мимо стали обходить нашу парочку по окружности.

Отвернувшись от надоедливого торговца, начал дальнейшее движение вдоль торговых рядов. Правда, теперь за моей спиной образовалась своего рода пробка.

Наконец я дошел до интересующей меня лавки. Лавке торговца стеклом. Цель моего поиска именно этой лавки проста. Нужны деньги. Деньги на дорожный сбор и получение подорожной, деньги на продукты и воду. Деньги как разменная монета в новых портах и деньги на рабов.

А зачем рабы? – спросит наивный современник, отравленный идеями дерьмократизма.

А затем, что в средние века и ранее, да и в наше время, одни телохранители чего стоят, человек из даже самой бедной дворянской семьи не может быть один. Без свиты! Что это за дворянин или дворянка, за спинами у которых не маячат оруженосцы, дуэньи и телохранители, слуги и служанки?

У меня за спиной пока только – рюкзак, в котором находятся три стеклянные вазочки, граненые под хрусталь, и скопированные через стекло с атласа кальки Средиземного, Черного, Азовского, Каспийского и Аральского морей. По идее, это стоит огромные деньги.

Осматриваю лавку. Богатство и вычурность товара. Каждое изделие не похоже одно на другое. Каждое – настоящий шедевр. Итальянец – венецианец, наверное. Торговец, в отличие от торговца коврами, увидев высокого, голубоглазого с обросшим лицом европейца, одетого в непривычный стиль одежды, не торопится начинать беседу. Беседу должен начинать старший по происхождению, то есть аристократ, дворянин и т. п.

Мне нужны деньги, а его товар меня пока вообще не интересует. Снимаю рюкзак и достаю оттуда граненые стеклянные вазочки для цветов, графин с крышкой-стопочкой и колокольчик. Выкладываю на стол и предлагаю купить.

Купишь? – больше мне ему сказать нечего. Смотрю ему в лицо.

То, что я выложил ему на стол, с одной стороны, простое и обыденное для меня, одновременно почти фантастика по чистоте стекла в 1571 году от Рождества Христова, или 7082 году от Сотворения мира.

Цену стекла я не знал. Торговец, явно пользуясь моим незнанием языка, реальной цены таких изделий на рынке и прочего и прочего, не остался внакладе, наконец, и я оказался с деньгами. Пяток золотых и 25 акче серебра.

Теперь мой путь к торговцу книгами, которого я вскорости и нашел. Но здесь, в этой лавке, у меня ничего не получилось. Точнее, географические карты его не заинтересовали как срочно необходимый товар. Карты имеют самую настоящую цену в Стамбуле или в Кафе, для этого торговцу надо еще и разбираться в этом.

Зато я увидел, сколько стоят обычные картинки – портреты. В стране, где нет художников, простейший пейзаж стоил кучу денег. Вот он мой будущий хлеб. Рисовать не как художник, а как копировщик, по клеточкам, я могу. В ноутбуке энциклопедий и прочего и прочего у меня нет, за исключением навигационной карты всей планеты. Но и того, что есть, вполне мне на всю жизнь хватит, исполняя в ретуши картины и копии снимков с камеры.

Это в будущем. А пока надо срочно обустраиваться и искать себе своего переводчика и своих людей. Если нет рода, то тогда он может быть создан, почти с нуля используя таких же изгоев судьбы, как и сам, людей, попавших в рабство, объединив их вокруг себя.

Во времена расцвета империй воровство и насилие почти всегда исчезают из откровения жизни, прячась в тени и подполье. Один пример о девственнице и ее проезде по империи Чингисхана чего стоит, не надо забывать, что именно в эти времена появляется и граф Дракула с его золотыми кувшинами у колодцев на городской площади. Закон османцев об отрубании руки укравшего вора. Каково это, знать и жить по таким законам, здесь нет места ворам. Поэтому, не беспокоясь о содержимом своего судна, я спокойно оставил его без охраны на рейде. Другое дело если бы я был в море или на реке, где царствует закон сильного.

Вот и участок базара, специализирующийся на торговле людьми. Всего пятерка торговцев, и выбор не массовый, но элитный. Здесь в городе продают дорогих представителей человечества, оказавшихся в неволе. Другое дело находящийся напротив Ачи-Кале рынок рабов Кинбурга, где пригоняют крестьянский люд с Московии и Украины, из Польши и Литвы, Кубани и Поволжья массовым порядком. Можно сказать стадами.

В Ачи-Кале продают людей, имеющих образование или мастерство или ожидающих, а может, и не ожидающих выкупа дворян и торговцев, воинов и обученную прислугу, девушек или не девушек и евнухов в восточные гаремы. Самое интересное это, что большинство предлагаемых для продажи рабов – молодые рабыни и подростки. Оказывается, большинство мужчин почти сразу отправляют на продажу как гребцов или на каменоломни.