Елена Мельникова - Зеркало

В октябре, после августовско-сентябрьской давки, когда многие возвращаются из отпусков, на железной дороге наступает затишье. Купейные вагоны в это время остаются полупустыми: люди предпочитают из экономии ездить в плацкарте. Правда, ночью в Ярославле, зашла одна немолодая пара. Долго, сопя и переругиваясь шепотом, затаскивали сумки в купе. Но буквально через час они, уговорив проводницу, перебрались в соседнее купе, где были свободны только верхние места.

Такое поведение несостоявшихся попутчиков нисколько его не удивило. В купе он почти всегда путешествовал один. Попутчики, войдя в его купе, чаще всего сбегали от него в течение часа, если, конечно, находились свободные места. За последние лет восемь-девять, после того как поступил на филфак питерского университета, он довольно часто ездил на различных поездах, и такое происходило с ним постоянно.

Чем же можно напугать и заставить сбежать из купе своего попутчика? Непробудным пьянством, навязчивыми разговорами, анекдотами или жутковатым внешним видом. Но если он и пил, то безобразно пьяным, так что бы вызвать отвращение, не бывал никогда, человеком был замкнутым и разговаривать не любил, анекдотов не запоминал, да и вид имел вполне интеллигентный. Он привык к одиночеству, хотя и страдал от него.

Сколько себя помнил, он всю жизнь был одиночкой. В детстве дети не хотели с ним играть, и он бродил всегда один. Как-то, еще до школы, он подружился с девочкой, но через некоторое время она умерла. В школе, в течение всех десяти лет учебы у него не было ни одного друга, мало того, с ним избегали сидеть за одной партой. При этом никто его не обижал, он не был тем забитым мальчиком, в которого плюют жеванной бумагой, подкладывают на стул кнопки, дают пинки, ставят саечки «за испуг» и играют его ранцем в футбол. Его просто не замечали.

Учился он неплохо, был твердым хорошистом, но даже отпетые двоечники Козлов и Сапрыкин никогда не просили его дать им списать «домашку». В классе седьмом-восьмом, когда дети стали превращаться в подростков, на свободных квартирах начали устраиваться вечеринки с танцами-обжиманцами, на которых собирался весь класс. Он ни разу не побывал на подобных мероприятиях. Его попросту не звали. Правда, один раз, уже в девятом классе, он решил сходить на новогоднюю дискотеку, которая проходила в школьном спортзале. И то потому, что неожиданно влюбился в девочку из своего класса по имени Вера.

Проучившись с ней в одном классе бок о бок почти десять лет, не замечая ее, последний месяц он стал испытывать какое-то мутное и волнующее чувство, когда смотрел во время урока на ее фарфоровое личико, склоненную над тетрадью светлую голову с короткой тугой косой, заколотой большой, овальной заколкой. Тщательно причесавшись, надев темный костюм и кожаный узенький галстук, он пришел на дискотеку с твердым намерением пригласить Веру на танец.

После одного из хитов суперпопулярной группы «Модерн Токинг», наконец-то заиграла медленная музыка. Он, передвигая одеревеневшие от страха ноги и с трудом сглатывая слюну пересохшим горлом, подошел к лавочке, где сидела Вера в компании своих подруг. Вера была вся в белом, она распустила свою косу, кончики волос немного подвила, и эти завитки красиво обрамляли ее симпатичное, свежее личико.

При его приближении девочки замолчали и, приоткрыв рты и подняв головы, вопросительно посмотрели на него. Он подошел к Вере почти вплотную и кивнул, приглашая девушку на танец. Вера не двигалась с места, только с любопытством некоторое время смотрела на него. Потом, отведя взгляд и прикрыв рот рукой, прыснула от смеха. Подружки дружно захихикали. Ничего не видя перед собой и чувствуя, как пылает лицо, и шумит в ушах, он повернулся и побрел в раздевалку.

На следующий день он узнал, что самое интересное, вернее, самое страшное, на новогоднем вечере он пропустил: во время заключительного медленного танца, когда пары, обнявшись и держа в руках сверкающие бенгальские огни, кружились по спортзалу, от искры загорелось Верино платье. Платье удалось быстро затушить, но Вера получила ожоги, и прямо с праздника ее увезли в травмпункт. Больше ни на какие школьные вечеринки он не ходил, и даже на выпускном вечере в десятом классе, получив аттестат, сразу же ушел домой.

Поезд замедлив скорость, подкатывался к Барабинску. Были слышны отрывистые гудки тепловозов и неразборчивые переговоры диспетчеров по громкоговорителю. Большой мощности прожектор на несколько секунд осветил купе неживым белым светом, слепя глаза. Состав проплелся еще несколько десятков метров, и, качнувшись, встал. В вагоне без привычного перестука колес стало тихо. Заклацали двери купе, по коридору зашаркали торопливые шаги. Он тоже встал, накинул куртку, и, нащупывая в кармане кошелек, вышел из купе. Спрыгнув на перрон, и ощущая непривычную ногам твердую почву, он огляделся. Взад-вперед сновали женщины, мужики, молодые парни и девки со связками распластанных золотисто-коричневых судаков, сазанов, карасей и лещей.

«Барыбинск», – мысленно сострил он и направился к ближайшей тетке, которая визгливо вскрикивала:

– Судачок, судачок, копчененький!

Прикупив судака, он подошел к ларьку, где толпилась небольшая очередь, состоявшая сплошь из пассажиров поезда. Через несколько минут, зажав в одной руке рыбину, а в другой большой пакет, он вскарабкался в вагон.

Войдя в свое купе, он увидел парня лет двадцати трех, который, что-то энергично жуя, откупоривал бутылку «Балтики».

– Здорово, сосед! – широко улыбнувшись, сказал парень.

– Привет! – ответил он, ставя пакет на сиденье, и снимая куртку

– Тебе докудова пилить? – живо поинтересовался парень, делая смачный глоток.

– До самого конца! – он выгрузил на стол, где уже стояли три бутылки «Балтики-тройки», и лежал растерзанный лещ, пачку «Доширака», хлеб, нарезку колбасы, копченого судака, плавленый сырок «Дружба» и пару бутылок «Бочкарев».

– Мне тоже! Земляки, значит! Мне, правда, еще потом до Белого Яра добираться, но это фигня. Меня Иван зовут! – парень протянул руку.

– Костя. – пожимая ее, ответил он

– Ты откуда едешь? – не унимался парень, отрывая от леща кусок и заталкивая его себе в рот.

– Из Питера, – ответил Костя и, присев за стол напротив Ивана, с пшиком открыл бутылку «Бочкарева». – Угощайся! – предложил он парню, указывая на судака, величиной с большую тарелку – Гораздо вкуснее твоего леща.

– Спасибо, – парень отломил небольшой кусок от судачьей спины и стал жевать. – Правда, ничего, но лещ тоже хороший, попробуй. На карьере возле аэропорта, знаешь, как мы с другом их ловили…

Некоторое время молчали. Парень, ковыряя рыбу, пару раз украдкой исподлобья взглянул на Костю. Так, словно только сейчас увидел в нем то, что ему не очень понравилось.