Екатерина Неволина - Большая книга ужасов 2015

– Ну ничего себе навороты… это привидение, что ли?

– Нет, Ника, это болотный дух, древнее существо. Пока во дворе росли тополя, они откачивали корнями воду – и он спал. Но тополя срубили. Теперь дом полон тумана, теперь тут умирают люди, жильцы… Несчастный случай, болезнь – он найдет как подобраться ближе.

– Погоди-погоди, ты хочешь сказать, что любой может умереть? И Тишка? И я? И мама?

Закат давно погас, Лев глядел на нее серебряными глазами, хотя на небе сегодня не было луны.

– Он тебя выбрал, он придет за тобой. Но я тебя спрячу, не бойся.

– А остальных?

Лев молчал.

– Кто ты?

Лев молчал.

– Кто ты, я спрашиваю?!

Он отвернулся, уставившись на далекие потемневшие окна.

Ника вцепилась ему в плечо, тряхнула изо всех сил:

– Отвечай, ну!

– Я вампир.

Лев улыбнулся, показав крупные, очень белые зубы.

Ангелинина бабушка выслушала по телефону про Гелькины успехи, спрятала мобильник в удобную мягкую просторную сумку.

– Закончилась морока, слава богу, – проворчала она, а рядом тут же подхватил знакомый голос:

– Да уж, наслышаны про вашу музыкальную девочку, наслышаны.

Оказалось, напротив нее в электричке устроился их сосед по даче, вкрадчивый бородач с мягкой ускользающей улыбкой Чеширского кота.

– Да помилосердствуйте, Иван Ильич. Я уж, бывает, сама не рада этой музыке. Оно понятно, что конкурс, но ведь дите еще, а все упражнения, упражнения. И ведь не гуляет совсем.

– Мои тоже не гуляют, – усмехнулся сосед. – Гаджеты-с у них. То монстров мочат, то мир спасают. Уж лучше пианино.

Остаток дороги они провели, с наслаждением обсуждая детей, внуков и дачные проблемы. Что уже посажено, да что взошло, да когда же распогодится и кончится, наконец, непрерывная эта мокреть…

– По приметам, коли сейчас дожди, так грибов будет много, хоть какая радость, – вздохнула бабушка.

– Избави боже от такой радости, – прижмурился сосед. – Я, знаете ли, с некоторых пор на тихую эту охоту ни ногой.

Бабушка вопросительно подняла бровь, и сосед принялся со вкусом рассказывать, порой трогая свою буйную бороду:

– У нас в Новгородчине, как вы знаете, леса непролазные, болота кругом, дебри. Но народ давно прижился, пообвык – тут поселок, там деревенька. Дачников полная грядка, да и мы грешные, сами знаете, из той же породы. И вот издавна люди замечали и до сих пор шепчутся, что водятся в наших, так сказать, палестинах странные змеи. Обычных гадюк тоже хватает, ужей много. Но ужи нам привычные. А эти – мы их зовем «черные полозы»… эти страшненькие. Они летать умеют некоторым образом. И не ползают, а колесом катятся, м-да, такие, вот по преданию, чудеса. Понятное дело, ни в одном учебнике биологии про такое не напишут. Так в учебниках вообще много чего не пишут, согласитесь. Одну-то эту змейку загадочную я сам видел в прошлом году. Как сейчас помню – возвращаюсь из леса, корзинка у меня с грибами, устал, набегался… А уже к вечеру дело, туман тянется от болот, вот-вот и сумерки. Иду, прутиком помахиваю. И вдруг через дорогу свист такой негромкий – фью-фью… Ну мало ли – птичка? Только по спине у меня мурашки разом забегали. У нас женщину мертвую перед тем в лесу нашли, помните, наверно, много было разговоров. Лицо белое, а на шее – черная полоса… а еще говорят, змея у нее на груди лежала. Та самая. Хоть и не верю я в это, а жутковато мне стало. Жутковато. Остановился я, смотрю – катится мне навстречу обруч. Сам собой катится, а за ним трава на обочине дымится. А я как будто прирос к земле, значится. Стою, взрослый мужик, а ноги-то дрожат. Ни дернуться, ни вскрикнуть… Распался тут обруч – и стало видно, что это змея черная, а глаза – рубиновые бусинки. Голову подняла, глядит на меня в упор – и я на нее гляжу. Не знаю, чем бы и кончилось, да только тут из тумана кошка выскочила. Черная, огромная. Глазищи желтые сверкают. Прям демон! И – шасть между нами! Зашипели обе… а потом кошка кинулась на змеюку. М-да. Тут я опомнился. Корзинку уронил – и деру! Ходили мы потом с соседями на то место, да только не было уже никого. Корзинку мою нашли, целехонька. На краю болота неподалеку увидели круг выжженной травы, а больше ничего. Но с тех пор я за грибами больше не ходок. И вам не советую. А то, что туристы у нас пропали прошлым летом… так у нас каждый год кто-нибудь пропадает, такой уж медвежий угол, болота кругом, дебри. Терра, так сказать, инкогнита. Земля неведомая. Заболтал я вас, заболтал. Вот уж и Питер за окном.

Раскланявшись с соседом, бабушка привычно свернула к метро. Вот ведь, всякие чудеса в жизни встречаются, а могло и померещиться Ивану Ильичу – все-таки в катящихся колесом змей как-то верить смешно в его возрасте.

Дерево цеплялось за дерево. Тишка шла и спотыкалась. Совсем не смотрела под ноги.

Серые валуны. Еловые стволы в лишайниковой шкуре. Кривые черные корни. Маленькие красные жучки в воздухе.

Жучки садились на руки, мельтешили перед глазами. Нескольких она смахнула с лица. Пахло грибами, разогретой смолой и ржавой болотной прелью. Впереди угадывался просвет.

Она снова споткнулась, повалилась вбок, неуклюже выставив руки. Острый сучок расцарапал запястье, но зеленый мох спружинил, спас от удара. В ямке чавкнула темная вода. Джинсы на коленях промокли.

Тишка слизнула капельки крови с руки, дернула плечами, сгоняя налетевших жуков. Ветер гудел над головой, но тут, в самом низу, было тихо.

Тихо, как под темной водой. А почему вода темная? Не вспомнить… темная вода – и все. Там еще водоросли длинные, рыжие… или волосы?.. не, не вспомнить.

Лес разошелся, открылась широкая поляна в валунах и высоких метелках высохшей осоки. Впереди нависала древняя кривая изгородь из серых от времени жердей с остатками развалившихся ворот. Сбоку на покосившемся столбе скалился кошачий череп. Он был пробит огромным четырехгранным гвоздем, какие раньше ковали в деревенских кузницах.

Тишка обошла столб, пугливо косясь на темные глазницы.

За воротами начиналась чистая песчаная дорожка, а по сторонам расходилось кладбище. Не было ни привычных оградок, ни гранитных памятников, ни скамеек. Из зарослей осоки торчали тяжелые деревянные темные кресты с треугольными крышами.

Кеды тонули в мельчайшем, похожем на манку песке. Только там, где осока скрепляла тропу, можно было идти не проваливаясь.

Серое мертвое песочное море.

Вскоре она опять вышла к ограде. Тут не было ворот, а по левую сторону белело несколько песчаных куч. Свежие могилы. Она осторожно подошла к одной.

Странно: светло – а солнца нет… Светится само небо. Она наклонилась над ямой. Тонко зашуршали белесые песчаные струйки.

Внизу, в могиле, кто-то лежал, вмороженный в кусок льда. Хрустальная маска на лице. Как смятое стекло.