Антония Таубе - Убить археолога

Через пару минут перед ним нарисовались «двое из ларца – одинаковы с лица» и вопрошающе уставились на Леонида:

– Зачем звал, командир?

– Работёнка будет не пыльная, – и он вкратце обрисовал ситуацию.

Исполнительные служащие внимательно всё выслушали и переглянулись, нехорошо улыбаясь:

– Ясно! А чего ж, этого любителя рыть чужие могилки очень даже можно припугнуть! Так что там у него забрать надо?

– Абсолютно всё, что этот шустрик выкопал. Но самое главное – книги и клинок, похожий на красную кошку.

Бита и Каток понятливо закивали.

– Дак мы сегодня же вечерком и наведаемся к нему в гости! – радостно уточнил Каток, соскучившийся по настоящей работе.

– Зачем в гости? Мы его у ворот встретим, – поправил его Бита и с явным намёком толкнул Катка под бок, выразительно подвигав бровями, – там и объясним, что к чему!

К концу этой содержательной беседы к сей дружной компании присоединился Лихой-отец.

– Только смотри у меня, Каток, чтоб никаких трупов и членовредительств! Ясно? – жёстко обратился он к Катку.

– Ясно, шеф, – глаза Катка зверски блеснули, – не боись, не зарежем!

– Мокруха нам тут ни к чему! – подчеркнул старший Лихой и уже спокойнее повторил, – с мокрыми делами у нас завязано, так что ведите себя пристойно и вежливо, иначе церемониться не стану! Вы меня знаете. Тем более что уже свадьба на носу! Со стороны Сорокиных, пожалуй, вся деревня явится, и приглашать особо никого не придётся, так что уж, пожалуйста, обойдитесь без фокусов! Пришли, забрали, ушли! Всё!

– Так мы пошли? – обратился Бита к Леониду.

– Пойдёте сегодня, но попозже, когда уже совсем стемнеет. Я с вами не пойду, буду ждать вас здесь, а то лишние слухи и сплетни мне сейчас ни к чему! – деловито напутствовал друзей Леонид.

– Как скажешь, командир, – и Бита с Катком вышли из комнаты.

Участковый Александр Иванович Улиткин, молодой интересный парень с густым ёжиком непослушных волос, уже больше года пребывал в этой хлопотной должности и давно пришёл к выводу, что с деревней Каннибаловкой явно что-то не так! Уж слишком часто погибали здесь люди, а розыск виновных осложнялся тем, что поскольку все мужчины в окр у ге поголовно были охотниками, то практически в каждом доме имелось современное гладкоствольное оружие и охотничьи ножи, да ещё хранилась куча всякого старья в виде дедовских берданок!

Недавно случившееся убийство двух браконьеров – кстати, даже и не местных, а из соседней области, так и осталось не раскрытым, добавив ещё один висяк. А уж страшная и непонятная гибель лесничего Григория Россомахи совсем выбила Александра из колеи! Убили его, как и браконьеров, отравив газом, только потом ещё зачем-то и голову отрезали! Просто изуверство какое-то!

Смерть браконьеров ещё можно было как-то с большой натяжкой объяснить – они жили в шалаше и просто могли забыть выключить газовую горелку, хотя это объяснение с самого начала и до конца было шито белыми нитками! Да никак невозможно задохнуться таким ничтожно малым количеством газа, находясь при этом на вольном воздухе! Но, несмотря на это, «наверху» порешали так, что это было самоубийство по неосторожности, – хотя даже сам следователь в это ни на грош не верил!

А вот то, что случилось с лесничим, вообще не поддавалось никакому объяснению! Он так же умер от удушья, отравившись газом, но ведь его нашли не дома, а в густом лесу, да ещё и обезглавленного! Тут уж никак на самоубийство не свалишь! Нашёл его местный алкоголик Трёшкин, да ещё и «весёлые» частушки сходу сочинил про это:

Весёлый, однако, тут народ – им бы подальше от греха по домам сидеть и носа не высовывать, а они, таланты доморощенные, по всякому поводу частушки сочиняют! Улиткин с досадой подёргал себя за короткие волосики и почесал в затылке – нигде никаких следов, ясно только теперь, что это было предумышленное убийство. Были у нашего участкового смутные подозрения на Лёньку Лихого, но доказательств его отношения к этому делу тоже не было, а ведь, как известно, не пойман – не вор! Могли это и бывшие уголовнички душеньку потешить, но фактов – тоже не было никаких! В общем, замкнутый круг какой-то!

А Коряга тем временем решил наказать и проучить противную бабку Бобылёву и теперь старательно копался у неё в колодце под заливистый лай неугомонного Шарика. Он долго пыхтел и возился, торопясь отвести воду из колодца, и наконец, ему это удалось. Вода ушла. Осталась на дне только небольшая лужица – совсем так себе! Уставший бес полюбовался на плоды своих трудов и сел на край колодца – передохнуть от непосильной работы. Правда, долго посидеть ему не удалось, потому что противный Шарик налетел на него как бешеный, какой уж тут отдых! Вот ведь сумасшедший пёс – вздохнуть не даёт! И пришлось Коряге пересесть на ворота, – уж там-то Шарик его никак не достанет, даже если от собственного лая наизнанку вывернется! И Коряга, весело наблюдая за тем, как Анастасия Петровна безуспешно пытается успокоить своего пса, радостно потёр лапки:

– Вот так тебе, мерзкая бабка! Потаскай-ка теперь воду из колонки с другого конца деревни! Да и Лопоухий твой тоже пусть с ведёрками побегает, жирок порастрясёт – поди, не сломается! …Чуть все рёбра мне не переломал, кабанище!..

А бедная бабулька действительно обомлела и очень расстроилась, когда обнаружила, что её колодец внезапно высох. Она очень сокрушалась, – но что поделаешь! – и сразу засеменила в чулан за коромыслом и вёдрами. Да уж, в её-то годы к колонке не набегаешься, но – что делать? Что делать?

– Слышь, Семендяй Симеонович, горе-то какое приключилось – вся вода из колодца ушла! Теперь вот на колонку за водой ходить надо будет! Не сходишь ли ты потихоньку как-нибудь? – просительно обратилась Анастасия Петровна к постояльцу.

– Схожу, конечно, о чём разговор! – и Лопоухов, схватив вёдра, умчался водой.

Когда он вернулся с водой, то сразу увидел бабку, перегнувшуюся над колодцем. Она опустила вглубь колодца привязанный на верёвку старинный керосиновый фонарь и что-то старательно там высматривала. Затем, с трудом разогнув поясницу, жалобно обратилась к Семендяю:

– Симеоныч, родненький, залез бы ты туда, посмотреть – в чём дело? Может, ещё как-нибудь наладить получиться… починить там что-нибудь…

Семендяй, конечно, ничего не соображал в колодцах, но чтобы не обижать добрую старушку и успокоить её, быстренько согласился: