Сергей Пономаренко - Ключ к бессмертию

– Прочь с дороги, казак! На ней смертный грех, и искупить его она может только своей жизнью.

Глаза у гайдука недобро блеснули, рука невольно потянулась к сабле. Но тут его позвали товарищи-гайдуки:

– Данила! Иди скорее сюда, пани Мария согласилась принять тебя и выслушать твою просьбу!

Гайдук снял шапку и вошел в зал, где уже накрывали на стол для обеда. Пани Мария сидела в резном деревянном кресле, рядом с ней стоял староста.

– Что ты хотел, казак?

Данила повалился на колени.

– Ваша милость, я вам верой и правдой служу более десятка лет. Никогда ничего не просил для себя.

– Видимо, моя щедрость была тому причиной, – усмехнулась вдова.

– Ваша щедрость и доброта не знают границ, ваша милость! Все же набрался я смелости просить вас, ваша милость, о снисхождении для неразумной Христины Колецкой.

– Какое тебе дело до детоубийцы? – нахмурилась вдова.

– Невеста она мне, ваша милость. Не велите ее карать смертью.

– Не я решаю, как с ней поступить, а суд на земле и на небе! Не имею я силы повлиять на его решение. Забудь о ней, казак, найди себе другую девку!

– Ваша милость, вы только слово за нее замолвите перед судьей!

– Уходи, казак, а я подумаю над твоей просьбой.

– Пани Мария, пан староста, будьте к Христине милостивы! Христом Богом прошу!

– Уходи, казак. Не испытывай моего терпения!

Когда казак вышел из зала, вдова сказала старосте:

– Заприте этого казака в замке до моего отъезда – посидит, подумает, может, образумится. Не одумается – не быть ему среди моих гайдуков!

В зал вошел лакей и поклонился:

– Пан староста, мистр просит вас уделить ему внимание – ему надо с вами обсудить предстоящее наказание ведьм. Кат ждет у дверей.

Староста недовольно скривился:

– Пусть кат ожидает, сейчас к нему выйду.

– Пан Стецкий, я хочу присутствовать при вашем разговоре! – властно заявила вдова. – Пусть он войдет!

Староста недовольно пожал плечами:

– Ката в шляхетские покои?

Вдова гневно на него посмотрела, и тот, махнув рукой, приказал:

– Зови его!

Вскоре в зал вошел мужчина крепкого телосложения, среднего возраста, его округлое лицо было испещрено морщинами и не имело растительности. Палач тут же снял шапку, показав плешивую блестящую голову.

– Что у тебя за дело ко мне?

– Пан староста, наказание смертью через закапывание проводится несколькими способами, отличаются они продолжительностью. Более длительный способ – это когда преступника закапывают по плечи, оставляют возле него охрану и казнь затягивается на несколько дней. Но при желании можно ее в любой момент завершить, для этого утаптывается-уплотняется земля возле преступника, и тот умирает от удушения. Более быстрый способ – преступника закапывают в землю в деревянном коробе или без него. Если в деревянном коробе, то он живет, только пока там есть воздух. Как правило, и двух часов не проходит, как тот умирает в страшных мучениях. Как именно желаете казнить преступниц?

– Ваша милость, за вами выбор, но нижайше прошу казнь не затягивать и не делать ее публичной. Дело получит огласку, и тогда жди неприятностей из Варшавы.

– Хорошо, пусть будет деревянный короб, чтобы колдуньи прочувствовали, как это – быть живьем похороненными.

– Как вам будет угодно. – Палач поклонился. – Вдвоем в коробе они протянут меньше времени.

– Все, уходи и занимайся подготовкой казни.

Каменный мешок с узким окном-бойницей, через которое разве кошка может пролезть. В углу голый деревянный топчан, на нем сидит безоружный казак Данила. Он неподвижен, как статуя, и лишь иногда скрипит зубами от бессилия, от невозможности что-либо сделать для спасения любимой, и ходят желваки от горестных дум и ярости, переполняющей его.

– Данила! Как ты там? – послышался виноватый голос из-за двери, и Данила узнал Петра, своего побратима.

– Твоими молитвами, Петро! Отдыхаю, на звезды смотрю через окошко. Люльку бы запалил, да табачку нет! – со злостью произнес Данила, не поворачивая головы.

– Все давно уже кончено, Данила. Отмучилась Христя – прими, Господи, ее грешную душу!

Данила сжал зубы с такой силой, что они заскрипели, его тело налилось чугуном, он ощущал, как затвердели все жилочки, как наливается тело невероятной силой. Но что эта сила против толстой дубовой двери, которую только тараном можно взять, и каменных стен?

«Христи нет? Больше не увижу ее красивое личико, не услышу ее звонкий голос, не буду гулять с ней ночами возле Припяти? Не будет у нее от меня детей, двух мальчиков и двух девочек? НИЧЕГО ЭТОГО У МЕНЯ НЕ БУДЕТ?!»

– Не обижайся, Данила, на ее милость – не гневи Бога! Она о тебе заботилась, когда спровадила под замок. Наделал бы глупостей, испаскудил бы себе жизнь. Сейчас уже ничего не поделаешь, душа Христи отлетела… – Петр закашлялся, явно пребывая в замешательстве. – Словом, душа ее попала куда следует… Ведьма она или нет, мне неведомо, но ребеночка своего, малого, что от паныча прижила, удавила собственными руками! Так что вина ее и грех – огромные!

– Не мели языком своим о том, что выше твоего разумения! – не сдержался и гневно выкрикнул Данила.

– Могу и помолчать – больно мне надо! – обиделся Петр. – Ее милость в полдень велели карету готовить в обратный путь, на рассвете я тебя выпущу.

Кровь бросилась Даниле в голову, но он взял себя в руки, – ведь если он будет лаяться с побратимом, ничем хорошим это не закончится. Злость, сила сейчас ему не в помощь, тут хитрость нужна.

– Прости меня, Петро! Все уже свершилось, видимо, на то была воля Господа нашего! Помянуть бы душу несчастной Христи, да нечем!

– Подумал я о тебе, Данила, поэтому пришел не на рассвете, как пани Мария велела, а сразу после полуночи. Принес я баклажку доброго вина, так что помянуть есть чем. Вот только поклянись, что, если открою дверь, ты не покинешь башню до рассвета.

– Тю, Петро! Надеюсь, ты баклажку с вином взял не маленькую и до рассвета у нас будет чем заниматься?

– Все равно – поклянись! Целуй крест!

– Клянусь, Петро, что не переступлю порога этого застенка, пока не увижу дно в твоей баклажке! – Данила сунул руку под рубашку, вытащил нательный крест и поцеловал его.

Заскрежетал отодвигаемый засов, и в камеру вошел улыбающийся Петр, держа перед собой баклажку, где вина было не меньше чем две кварты. Данила, улыбаясь вымученной улыбкой, поднялся, ступил шаг ему навстречу и нанес Петру мощный удар, разбив лицо в кровь. Петр рухнул на пол, а Данила, пока тот не поднялся, выскочил из камеры и, закрывая дверь на засов, услышал злобный выкрик:

– Клятвопреступник! Не побратим ты мне больше!

Как ни спешил Данила, но задержался и крикнул в ответ:

– Прости меня, Петро, если сможешь, и прощай! Больше не свидимся мы, разошлись наши стежки-дорожки. За то, что клятву нарушил, меня Господь покарает, но не знаю, есть ли кара больше той, какую уже имею.