Николай Норд - Ядовитый ринг

Вся наша команда продвигалась вперед лишь второй волной после того, как основные части наших войск медленно прорывались внутрь города квартал за кварталом. Немцы сопротивляются отчаянно, по сути это было массовым самоубийством – поведение защитников Берлина можно сравнить, наверное, с японскими «камикадзе». Такое же отсутствие альтернативы – только смерть во имя фюрера, который и сам уже стоял на краю могилы.

В ряды обороняющихся Берлина встали и престарелые ветераны Первой мировой, и четырнадцатилетние мальчишки, вооруженные фаустпатронами. Солдаты регулярных войск, прежде чем сдаться, сражаются до последнего патрона, пацаны из фольксштурма плачут, но не сдаются вообще, пока их не убьют, они упорно жгут наши танки фаустпатронами и забрасывают их с разных этажей гранатами и «коктейлями Молотова». Поэтому наши танкисты не могут ехать с открытыми люками.

Пока наша боевая группа ждала своей очереди, по улицам продвигалась обычная танковая группа в сопровождении пехоты. Движение их замедлено не только из-за огня противника. Вокруг глубокие воронки, ямы, груды щебня, от разрушенных зданий и мусора, которым немцы часто присыпают неубранные трупы, и из которых дурно пахнет. И все эти препятствия приходится объезжать.

Танки взаимодействовали попарно, а пары – между собой. Танковый взвод – два тяжелых танка ИС-2 – простреливал всю улицу: один танк – правую ее сторону, другой – левую. Пара двигается уступом, друг за другом – по обеим сторонам улицы. Вторая пара идет следом за первой и поддерживает ее огнем. Пехота бежит рядом и впереди, от дома к дому, очищая этажи и подвалы от обороняющихся.

Передний танк своим крупнокалиберным зенитным пулеметом ДШК, предназначенным в первую очередь для уничтожения фаустников, зацепился за трамвайные провода и тащит за собой их и сорванные с оснований трамвайные столбы. В конце улицы ожесточенное сопротивление нашей колонне оказывают САУ Хетцер – немецкая самоходка, истребитель танков, и вкопанный в землю «Тигр».

Армады наших самолетов летели к центру Берлина и бомбили там позиции противника, такие же армады возвращались обратно – уже отбомбившиеся. Летчики Геринга к этому дню потеряли почти все свои самолеты, они не могли оказать сопротивления нашей авиации в воздухе и теперь засели в окопы и за баррикады и воюют, как простая пехота. От гула моторов, лязга гусениц и грохота взрывов трепещет земля. Вой снарядов, особенно от стоящей за нашей спиной батареи 76-ти миллиметровых пушек, канонирующих отрывистыми, резкими залпами, въедается в уши, словно буравчики, высверливая перепонки и оглушая начисто. Осколки снарядов разлетаются на десятки метров вокруг, тонко визжат рои пуль. Повсеместно полыхают пожары, но тушить некому. Хорошо, что уже второй день идет нудный, непрекращающийся дождь, он прибивает кипящее море огня, иначе этого пекла можно было бы не выдержать вообще.

Вот первый справа танк подбит. Фаустпатрон поразил боеукладку, и танк мгновенно взорвался, ничего живого в нем и возле него не осталось. Экипаж погиб мгновенно, без мучений. На его место выдвинулся танк из второй линии. Он обвешан матрасами – импровизированная защита от фаустпатронов. Но тут же достается и ему – прилетел очередной такой патрон – и матрас разлетается в клочья, но броня цела, на ней остается лишь оплавленная вороночка – «засос ведьмы» – так называют этот след смерти танкисты. В ту же минуту из прикрывающего танка снаряд бьет по черной глазнице окна, откуда стрелял фаустник. Остаток стены дома с надписью белой краской по всему фронтону: «С нашим фюрером – к победе!» обрушивается, а стрелкА ударной волной подбрасывает на несколько метров вверх, потом мертвое тело, словно тряпичная кукла, падает вниз под танковые гусеницы. По развевающемуся белому, теперь окровавленному, головному платку определяю – фаустником была женщина.

Останавливается и передний левый танк – ему разворотили гусеницы, но он боеспособен, его пушка стреляет и попадает в немецкую самоходку. Снаряд пробил броню, машина горит, огонь идет к бакам с горючим, а погасить его экипаж не в состоянии. Надо бы покинуть САУ до взрыва, попробовать успеть отбежать на безопасное расстояние, хоть и под пулями наших автоматчиков, но у раненых танкистов уже нет сил отдраить люки. И слышны крики заживо горящих людей. Их душераздирающие вопли пробиваются даже через грохот боя и доносятся до нас. Помочь им нельзя: люки закрыты изнутри, снаружи можно открыть только разрезав металл сваркой. Но кто им поможет? Не наши же, а немецких ремонтных команд нет.

Ужасна смерть танкистов в бою – что русских, что немецких. Нет, наверное, смерти страшней…

Неожиданно вспомнил, что и брат моей Анечки – Николай – был танкистом. Без вести пропал в сорок четвертом на территории Белоруссии. Жив ли он? Или погиб вот так же…

К концу боя за улиц, САУ и Тигр были уничтожены, из наших четырех танков остался только один – тот, у кого разворочены гусеницы, и который уже не мог двигаться вперед. За дело взялась пехота. Прикрываясь дымовой завесой, она внезапно возникает из клубов дыма и подчищает квартиры и подъезды домов, казематы, подвалы, соединенные между собой переходами – по ним немцы могут пробраться даже в тыл наших войск. Затем на улице появляются новые наши танки, они проходят улицу насквозь, задрав пушки, и переползают через баррикады на следующую улицу. Успеваю увидеть, как один из танков подрывается на мине…

Улица устлана телами убитых, но еще больше корчащихся в страданиях, раненых. Они немо – неслышно из-за грохота сражения – разевают почернелые, жаждущие влаги, рты, прося о помощи. Теперь к ним начинают подбираться девушки из санчасти, перевязывают на месте раны, накладывают шины на поломанные ноги, поят водой, кому-то помогают подняться и ведут в тыл, кого-то тащат на носилках.

Невдалеке от меня молоденькая санитарочка – белокурая девчушка, лет семнадцати, в берете и негнущихся, не по маленькой ноге, огромных кирзовых сапогах схватила за руку пожилого, усатого красноармейца, с совершенно черными, выгоревшими глазами, пытаясь помочь тому встать. Девчушка дергает его за кисть, и рука белым, до плеча, обрубком выскакивает из рукава его обгорелой фуфайки и остается в ее ладонях. Солдат даже не реагирует, а у девчушки отказывает нервная система, и она валится на мостовую без чувств. А к раненым немцам, боящимся даже стонать, никто не спешит, да и некому…

Бой отдаляется, и стало чуть тише, теперь можно услышать выкрики окружающих меня людей. Полковник Слогодский отдает короткий приказ, и пехотный батальон устремляется на зачистку занятого квартала, через десять или пятнадцать минут туда же неспешно поползли и танки нашей группы. Проходы между дворами загорожены бетонными плитами и стальными ежами, и танки крушат стены домов, проходят их насквозь в облаках пыли, и таким образом врываются во дворы.