Стивен Кинг - Ловец снов

Наконец огни стали таять, и хотя Джоунси не видел, чтобы они мигали, с каждой минутой их становилось меньше. Поток животных тоже иссякал и назойливое жужжание отдалялось.

Бивер передернул плечами, словно пробуждаясь от морока.

– Камера! – воскликнул он. – Хочу сделать несколько снимков, пока все не исчезло.

– Вряд ли ты сумеешь…

– Хотя бы попробую! – почти прокричал Бивер и, тут же понизив голос, повторил: – Я должен попробовать. Может, поймаю в объектив оленей, прежде чем…

Повернувшись, он метнулся к кухне, вероятно, пытаясь припомнить, под какой грудой грязной одежды погребена его древняя исцарапанная камера, но тут же замер и сообщил мрачным, совершенно не в духе Бивера голосом:

– Ох, Джоунси, кажется, у нас проблема.

Джоунси бросил последний взгляд на оставшиеся огни (выцветающие, пропадающие) и обернулся. Бивер стоял у раковины, растерянно оглядывая центральную часть комнаты.

– Что? Что на этот раз?! – Этот противный, визгливый, чуть вибрирующий крик базарной бабы… неужели… неужели… его голос?

Бивер вытянул руку. Дверь в спальню, где они поместили Рика Маккарти… комнату Джоунси… была распахнута. Зато дверь в ванную, которую нарочно оставили открытой, чтобы Рик смог безошибочно откликнуться на зов природы, сейчас захлопнута.

Бивер повернул озабоченное, заросшее щетиной лицо к Джоунси.

– Этот запах… чуешь?

Джоунси чувствовал, несмотря на приток холодного воздуха из двери. Все тот же эфир или этиловый спирт, но с какой-то примесью. Экскрементов, это уж точно. И, возможно, крови. И еще чего-то типа метана, копившегося в шахте миллионы лет и теперь вырвавшегося на волю. Иными словами, не та вонь, над которой они хихикали в школьных походах. Куда гуще и несравненно ужаснее. Можно только сравнивать ее с обычными газами, потому что ничего другого на ум не приходило. Словно в ноздри бьет смрад разлагающегося трупа.

– Видишь? – прошептал Бив.

По доскам пола, от одной двери до другой, тянулась цепочка ярких алых пятен. Можно подумать, у Маккарти внезапно кровь носом хлынула.

Вот только Джоунси казалось, что нос тут ни при чем.

Из всех тех вещей, которые ему страстно не хотелось делать: сообщить брату Майку, что мама умерла от сердечного приступа, сказать Карле, что если она не завяжет со спиртным и колесами, он уйдет из дома, шепнуть Большому Лу, своему компаньону по палатке в Кэмп-Агавам, что тот намочил постель, – тяжелее всего было пройти эти несколько шагов и пересечь комнату. Все равно что брести куда-то в сонном кошмаре, когда плывешь над землей, даже не шевеля ногами, медленно, неведомо куда, как в вязком глицерине.

Только в дурных снах никогда не попадаешь в нужное место, а тут… им удалось перебраться на другой конец комнаты, так что, очевидно, никакой это не сон. Они застыли, таращась на кровяные брызги, не очень большие, самая внушительная размером с десятицентовик.

– Должно быть, очередной зуб выпал, – по-прежнему вполголоса проговорил Джоунси. – Больше ничего на ум не приходит.

Бив молча поднял брови и, очевидно, решившись, заглянул в дверь. И тут же поманил пальцем Джоунси. Тот боком, по стеночке, не желая терять из виду дверь ванной, подошел поближе. Одеяло было сброшено на пол, словно Маккарти вскочил внезапно и в большой спешке. На подушке еще сохранился отпечаток головы, матрац был примят. На нижней половине простыни расплывалось огромное кровавое пятно, казавшееся лиловым на синем фоне.

– По-моему, в том месте зубы не растут, – шепнул Бивер, перекусывая зубочистку. Острая щепка спланировала на пол. – Может, у него месячные?

Вместо ответа Джоунси показал в угол, где валялись залитые кровью кальсоны и шорты Маккарти. Хуже всего пришлось шортам: если бы не эластичный пояс и не оставшийся нетронутым клочок ткани, их можно было бы принять за непристойно красное сексуальное белье того типа, который любят носить голубые поклонники «Пентхауса», заранее решившие, что свидание с очередным возлюбленным непременно завершится в постели.

– Загляни в ночной горшок! – сказал Бивер.

– Почему бы просто не постучать в дверь ванной и не спросить, как он себя чувствует?

– Потому что, мать твою, я хочу понять, чего нам следует ожидать , неужели не ясно! – злобно прошипел Бивер и, погладив себя по груди, выплюнул остатки измочаленной зубочистки. – Старик, у меня, кажется, едет крыша.

Сердце Джоунси бешено колотилось. По лицу струился пот. Но тем не менее он ступил в комнату. Если большая часть помещений успела проветриться, то здесь все еще стоял невыносимый смрад дерьма, метана и эфира. Джоунси ощутил, как то немногое, что он успел съесть, стало колом в желудке, и судорожно напрягся, чтобы удержаться от рвоты. Он шагнул к горшку, но никак не мог заставить себя заглянуть в него: мерещились всякие ужасы. Человеческие органы, плавающие в кровавом бульоне. Зубы. Отрубленная голова.

– Ну же, – сказал Бивер.

Джоунси зажмурился, нагнул голову, задержал дыхание и открыл глаза. Ничего. Ничего, кроме чистого фаянса, неярко поблескивавшего в свете плафона. Пусто. Он шумно выдохнул сквозь сжатые зубы и вернулся к Биву, стараясь не ступать на кровяные сгустки.

– Ничего, – сообщил он. – Хватит тянуть кота за хвост.

Они прошли мимо бельевого чулана и остановились у отделанной сосновыми панелями двери в туалет. Бивер вопросительно глянул на Джоунси. Тот покачал головой:

– Твоя очередь. Я только сейчас перебрался через минное поле.

– Это ты его нашел, – прошептал в ответ Бив, упрямо выдвинув челюсть. – Тебе с ним и возиться.

Только теперь Джоунси расслышал кое-что еще, расслышал, не прислушиваясь. Частично потому, что звук был таким знакомым, отчасти потому, что он просто помешался на Маккарти, человеке, которого едва не подстрелил. Похоже, этот шум все время оставался у него в подсознании: тихое «плюх-плюх-плюх», становившееся все громче. Доносившееся неизвестно откуда.

– О дьявол, сучье вымя, – выругался Джоунси, и хотя говорил обычным тоном, оба отчего-то подпрыгнули, как от удара грома. – Мистер Маккарти, – окликнул он, постучав. – Рик! У вас все в порядке?

Не ответит. Не ответит, потому что мертв. Мертв и восседает на троне, совсем как Элвис , подумал он.

Но Маккарти оказался жив.

– Мне что-то нехорошо, парни, – простонал он. – Нужно просидеться. Если мне удастся, я… – Он снова застонал и пукнул, тихо, почти мелодично. Джоунси поморщился. – …я буду, как огурчик.

По мнению Джоунси, это было огромным преувеличением. Маккарти явно задыхался от боли.

И словно в подтверждение, Маккарти мучительно застонал. Послышался очередной мелодичный звук, и Маккарти вскрикнул.