Тояма Токанава - Японские кайданы на русский манер, или Русские байки с японским акцентом

© Тояма Токанава, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Во всем мире люди любят страшные истории. Любят рассказывать их и, конечно же, слушать – глубоким вечером или поздней ночью, в компании друзей и приятелей.

Кто-то любит травить байки, собравшись с друзьями ночью у костра, кто-то – в мрачной комнате, где зажигают свечи и рассказывают кайданы 1 1 Кайдан – традиционный фольклорный жанр в Японии, призванный испугать читателя. . Кто-то слушает небылицы о приведениях, рассевшись у камина, а кто-то – в маленькой тесной кухне, в тусклом свете желтой лампочки.

В эти небылицы никто не верит, конечно же. Никто никогда не признается, что верит, однако у каждого в запасе найдется хоть одна жуткая история, связанная с чем-то потусторонним. Это объединяет людей по всему миру, людей из совершенно разных стран, совершенно разных культур. И у каждого народа найдется пара страшилок, которые так похожи на то, что происходило с тобой.

Это всего лишь страшилки, в чем-то забавные, но в основном жуткие и жестокие.

Не верьте ни единому слову – все это вымысел, такого не бывает на самом деле!

Но почему тогда байки из разных концов света так похожи?…

Было дело, году в две тысячи десятом я решил слегка поправить свое материальное положение и устроился на работу – ночным сторожем, представьте себе, в столовую.

Это была старая столовая, знавшая еще советские времена. Когда последний раз там устраивался капитальный ремонт, сказать было трудно. Каменный пол в этой столовой навевал мысли, как ни странно, о буддистском храме: тут и там можно было заметить гладкие серые ямки в каменных плитах, выбитые миллионами чьих-то упорных шагов.

За полтора десятка лет у столовой со звучным названием «Восход» сменилось несколько хозяев и последние, видимо, считали, что выгоднее нанимать охранника на ночь, чем поставить сигнализацию.

Да, в наше время и в нашей стране еще остались такие вот сооружения, как этот древний памятник коммунизму и перестройке. Последние хозяева поставили новые мармиты в горячий цех и симпатичные полочки в бар, покрасили стены в веселенький желтый цвет, но «Восход» как был привокзальной «столовкой» советского типа, так ею и остался.

Работа у меня была непыльная – с семи до семи, ночь через ночь. Хотели составить график получше, но третьего охранника никак не могли найти, и моим напарником был только Толик.

Платили мало, конечно, но зато у меня был телевизор и кушетка, горячая вода и оплаченный ужин, и, по слухам, уже лет пять не было случаев посягательства оголодавших пьянчуг на пельмени и макароны, что готовились в этой столовой.

Я сам в то время был еще студент, и даже жалкая зарплата сторожа мне была хорошим подспорьем, тем более, что большую часть ночи я тупо смотрел телевизор и гонял чаи – а бывало, еще и что покрепче.

Таким вот образом проработал я где-то месяц, пока не случилась одна история, которую я вспоминаю до сих пор.

Конечно, надо заранее упомянуть про одно важное обстоятельство.

При столовой у нас жила кошка.

Ну как в столовой и без кошки? Хоть какая, да будет, все равно сердобольные поварихи кого-нибудь подкормят. Звали ее Маша, и она была самым настоящим талисманом «Восхода». И даже санитарная служба (о, чудо!) закрывала на нее глаза. Ну, никак нельзя было выгонять такую особенную кошку.

Была она, во-первых, черная.

Черная с головы до кончиков лап, и ее шерсть блестела на свету, словно черное масло.

Усы у нее были короткими, жесткими и угольно-черными. Глаза – желтыми, как ломтики «российского» сыра.

Взгляд у нее был умный, осмысленный, словно она думала и даже могла говорить на человеческом языке. На своих смотрела ласково, особенно когда требовала чего-нибудь мясного. На чужаков смотрела прищурившись, словно думая про себя: «этот тип мне не нравится».

Во-вторых, кошка была большая и толстая. Толстая и очень тяжелая, потому что кормили ее каждый день сырым мясом, и спать она могла где угодно и сколько ей угодно. Я в шутку называл ее «мини-мамонт», потому что при ходьбе ее жирок и шерсть перекатывались по телу, точно как у мамонтов с иллюстраций в учебниках истории.

Ночному сторожу всегда не хватает собеседника, и эта кошка составляла мне по ночам компанию. Я подружился с ней сразу же, я люблю животных…

Да и вообще, в «Восходе» старались кошку не обижать.

Говорят, тот самый охранник, который ушел незадолго до того, как пришел я, пнул Машку ногой в бок. Кошка даже болела несколько дней, а вот охранник в следующую же ночь сломал ногу.

Мне говорили, что она уже более пятнадцати лет вот так живет при столовой. Как она появилась, никто уже точно сказать не мог, но все старожилы в один голос говорили, что ей не меньше пятнадцати.

Столько лет для кошки – не шутки. Я удивлялся, конечно, говорил, что обычно кошки так долго не живут.

Но если подумать, у нее ведь здесь всегда ночлег и кормежка, в обиду никто не даст. Так она и жила всегда при «Восходе», кормилась мяском, гоняла со своей территории мышей и посторонних кошек или спала кверху брюхом.

Я никогда не был против, когда она приходила поспать у меня в ногах.

Я никогда не замечал за этой кошкой странностей, и не думал даже ни о чем подобном. Я вообще не был суеверным, пока однажды случайно не встретился со своим напарником в кафе.

Толик был человек простой, но интересный. Эдакий добряк: любил хорошую кампанию, любил «сто грамм» («но только не часто и с хорошей закуской»). Мастер на все руки, и с ним, надо заметить, всегда было о чем поговорить.

У него была жена и двое детей, и он, обычный работяга, тогда вкалывал на два оклада, да еще и подрабатывал сторожем, чтобы держать семью на плаву. Но семья и работа не мешали ему интересоваться всем подряд и читать множество книг во время ночных дежурств.

Однажды вечером, в его выходной мы с ним случайно встретились на улице, когда я шел на работу в «Восход». Ночью должна была быть моя смена, и я не хотел приходить поддатый, но Толик был очень взволнован, и уговорил меня зайти в кафе и перехватить по кружке пива.

Мы зашли в ближайшую кафешку, недорогую, но приличную, как раз такую, где без лишнего пафоса можно посидеть с другом и потолковать о том, о сем.

И вот, сидим, пьем, и он вдруг посмотрел мне в глаза и как скажет:

– Ты в прошлую смену ничего странного не замечал?

Я глотнул пива, подумал, обстоятельно припомнил свою последнюю смену и замотал головой.

– Нет, ничего странного не помню. А что?

Толик усмехнулся, опустил глаза и сделал какой-то странный, неопределенный жест рукой, будто хотел подобрать нужные слова прямо в воздухе, но не вышло.