Борис Полин - Багряное затмение

«Ого! – подумал Ярослав. – Шеф даже не попытался замаскировать истинное положение вещей. А оно заключается в том, что все назначения внутри второго Отдела зависят только от него. Мог бы для проформы вспомнить о решающем слове начальника Управления в вопросе перевода молодого направленца на вышестоящую должность!»

– Параллельно подготовишь свои дела к передаче, линию антитеррора я у тебя на днях заберу, – продолжал тем временем Шеф. – Думаю, капитан Петренко сможет достойно тебя заменить. Хватит ему землю топтать.

Князь Игорь никогда не принимал скоропалительных решений. Это знали все. В его голове, по всеобщему мнению, могли одновременно прокручиваться несколько оперативных комбинаций, в то время как Жук непринужденно поддерживал разговор на отвлеченную тему. Предложение, сделанное им Ярославу, оказалось из разряда тех, от которых невозможно отказаться.

… – А теперь вернемся к «Объекту С», – сказал он около часа тому назад и достал из ближайшего сейфа один за другим три опечатанных пластиковых футляра. Аккуратно разложив их перед собой, он испытующе посмотрел на Ярослава.

– Дальнейший ход беседы зависит от твоего ответа на самый важный для чекиста вопрос.

«Как уйти на пенсию здоровым», – не к месту всплыла в голове одна из шуток Классика, и взгляд Ярослава непроизвольно обратился к страшному фото.

– Любишь ли ты свою работу и Отечество? – спросил между тем Шеф. – Звучит пафосно и приторно, но суть проблемы отражает верно. Потому что в ближайшие несколько дней тебе придется пересмотреть отдельные из своих устоявшихся взглядов… Если, конечно, возьмешься за направление, ранее бывшее в ведении Некрасова.

– Насколько я понимаю, это дело не терпит отлагательств, – ответил Ярослав. – Разрешите вопрос? С чем связана такая степень срочности? Я, если честно, еще не могу прийти в себя от того факта, что Коля погиб.

– Полагаешь, я бесчувственное чудовище, обеспокоенное только результатами и показателями оперативно-розыскной деятельности? – жестко произнес Жук, прищурив глаза. Кстати, Ярослав в тот момент так именно и считал. – Да ни хера! Я сейчас должен волосы на себе рвать! Это по-человечески. А как начальник второго Отдела я должен думать о том, что любое мое промедление может стоить кому-то жизни. А чтобы этого не случилось, надежный работник должен поднять упавшее знамя. Думай!

Князь Игорь резко встал из-за стола и прошел к дальнему сейфу, скрывавшему его знаменитый на все Управление бар. Нижний ярус, полностью переделанный под холодильную камеру, полковник Жук открывать не стал. Потянул на себя тяжелую верхнюю дверцу. Внутренность сейфа озарилась приглушенным желтым светом. В глубине блеснули бока стеллажей с разнокалиберными бутылками. Не глядя он достал первую попавшуюся, оказалось, ямайский ром. Вернулся к столу, щедро плеснул в пустой стакан из-под чая, выпил в два глотка.

– Тебе не предлагаю. Думай! – сообщил он Рязанцеву и, отойдя к окну, замер там.

Ярослав честно попытался последовать приказу Шефа, но мысли упорно разбегались, перескакивая с одного эпизода на другой. Почему-то рядом незримо маячил Коля Некрасов, как будто пытаясь чем-то ему помочь. Опять некстати вспомнился очередной анекдот, рассказанный Классиком буквально на прошлой неделе. По его словам, анекдот был стар и бородат, но многие склонялись к мысли, что его изобрел тот самый Савва Спиртоносов, от родства с которым Коля упорно открещивался.

« – Значит, так, – как обычно начал он рассказ. – Представьте себе здание на Лубянке. То есть те еще времена. Сидит дежурный, скучает. Тут заходит человек в шляпе и плаще и на ломаном русском сообщает, что он есть мирканский шпиен.

– А у вас рация есть, товарищ? – интересуется дежурный.

– Йеп!

– Тогда вам на первый этаж, кабинет такой-то.

Заходит вражина в указанный кабинет, там его спрашивают:

– Шпион?.. Американский? С рацией? Ух ты! А пистолет у вас есть?

– Йеп!

– Тогда вам на второй этаж, кабинет такой-то.

Долго бегал вражина по Лубянке, поднимаясь все выше и выше. На самом последнем этаже забегает он в первый попавшийся кабинет и в отчаянии кричит:

– Ай эм мирканский шпиен! С рацией! С пистолетом! В воротнике ампула с ядом! В кармане блокнот с явками и паролями! Вот!

А в том кабинете сидят два старых направленца, колбаску на газете режут, ибо время обеда наступило. Переглянулись они и спрашивают вражину:

– Ну а задание у вас есть, товарищ?

– Йеп! – отвечает иностранец.

– Ну, так идите выполняйте!»

Образ смеющегося над шуткой вместе с другими ребятами Классика так явственно возник перед его внутренним взором, что Ярослав невольно вздрогнул и вновь посмотрел на фото. Рядом с ним, словно крышка гроба, лежал один из черных пластиковых футляров. «Объект С».

Любил ли Рязанцев свою работу? Пожалуй, да. Только ответить на вопрос «почему» вряд ли смог бы. Военная контрразведка являлась поприщем, требующим от своих адептов полной отдачи. Сотрудники, с течением времени перестававшие верить в дело, которому служили, и начинавшие сомневаться в его необходимости, здесь долго не задерживались. Система выдавливала их из себя, словно здоровый организм поселившуюся в нем болезнь. Бесталанные опера не могли рассчитывать на продвижение по служебной лестнице, оседая, как правило, на спокойных участках или переводясь на техническую работу. При этом сообщество контрразведчиков всегда оставалось конгломератом одиночек. Большинство оперативников являлись махровыми эгоцентристами и индивидуалистами. Для многих слово «коллектив» было вообще понятием абстрактным. Ни в одной организации, за исключением МФБ, такие черты не могли принести им пользы. Здесь они оказались востребованы. Только одиночки могли принять жесткий режим секретности, подразумевающий недоверие даже к самым близким коллегам-приятелям. В любом армейском коллективе промашка одного была бы замазана круговой порукой и молчанием многих. Там это норма. В среде контрразведчиков оступившихся товарищей не прикрывали, и этот факт принимался всеми как данность, потому что за служебные ошибки чекистов иногда приходится платить слишком дорогую цену. В академии и на факультетах переподготовки молодым контрразведчикам доходчиво разъясняли, как один-единственный предатель мог развалить работу целого органа и поставить под удар безопасность Отечества. А Отечество необходимо любить. Причем «по-русски»: не за что-то, а вопреки всему. С этим вопросом у Ярослава была полная ясность. Понимая критичным умом многие недостатки и упущения государства, он верил, как и большинство россиян, что в будущем Отечество сможет стать сверхдержавой без всяких «почти».