Иван Калина - Возврату подлежит

Все испуганно ахнули и разом, как по команде отступили на шаг. Женщина в комбинезоне всплеснула руками, по-бабьи заголосила:

– У него же сердце слабое! Отпустите его!

А профессор и в самом деле как-то подозрительно обмяк. Задохнулся, или в самом деле – сердце? А все равно отступать некуда. Теперь его точно не выпустят. И совсем не скрываясь, двое – рыжеватый студент, которого Глеб видел у себя на террасе, и пожилой мужчина с волосами, убранными в хвостик, начали подходить ближе. В руках у них был разобранный брезентовый тент – накинут и прыгнут сверху – не выберешься. Или убежать, бросив неподвижного профессора? А может, обороняться, размахивая трупом?

– Глеб, пожалуйста, отпусти, – умоляла молодая девица.

– Все! Он умер! – Взвизгнула женщина, сценически заламывая руки.

В голове Глеба закружилась целая карусель. Как же так? Ведь вот жил себе, никого не трогал, имел бизнес, все было более-менее понятно: где враг, где друг, где плохо, а где хорошо. А тут какая-то смятка! Еще этот висящий в его руках профессор! А если он его в самом деле убил? Это же тюрьма. Или он туда не дойдет? Его разорвут прямо здесь эти странные дикие люди? Что они от него хотят?! Глеб переводил загнанный, полный безумия взгляд с одного на другого, стараясь поворачиваться лицом к потенциальным противникам. Ерунда, ерунда, он победит – всего-то – два студента, две женщины, и пожилой мужик с хвостиком. Пятеро и профессор у ног. Это еще не ловушка, хоть и смахивает на нее.

Студент с пижонистой стрижкой, который еще недавно валялся в истерическом припадке, поднялся и взял в руки маленькую саперскую лопатку. Лицо его не предвещало ничего хорошего. Глеб сжал зубы, готовый к жестокой схватке. И вдруг:

– Глеб, оставь его.

Глеб резко обернулся. В обрамлении леса стоял статный мужчина лет пятидесяти с абсолютно лысым круглым черепом. На плече его была двустволка. В руках – убитый заяц. Глеб от удивления открыл рот.

– Сотеев? Захар? Ты?

– Я, – утвердительно кивнул лысый мужчина и вдруг испуганно замахал руками кому-то за спиной Глеба: – Нет! Не надо!

Глеб развернулся и увидел занесенную над его головой лопату. Но было поздно как-то влиять на ситуацию. Раздался неприятный хряст. Глеб еще успел задуматься, что это было: хрустнула его черепушка или лязгнула лопата? Руки сами разжались и оба, Глеб и обездвиженный профессор, упали на землю.

– Представь себе, просыпаюсь я, а возле меня этот профессор, тычет в лицо ручонками, размахивает какими-то бумажками. Я ничего понять не могу: откуда он взялся? Я вообще дома спать ложился, с девушкой, а тут – это.

Сотеев ловко обрабатывал рану на голове Глеба, веселясь от собственного рассказа. В палатке кроме них никого не было. Под матерчатым потолком висел большой фонарь на батарейках. Он-то и освещал «операционную». На полу были разложены медикаменты: вата, йод, зеленка, бинты, а также шовный материал. Глеб сидел на коленках, безропотно позволяя врачу обрабатывать его голову. Сотеев, будучи человеком из его привычного мира, стал для Глеба неким связующим звеном между реальностью его недавнего прошлого и абсурдностью новой обстановки, свой среди чужих, союзник. И то, что он, как и Глеб ничего не помнит, в свою очередь примиряло с наступившей действительностью. Ничего, вместе они как-то разгребут эту ситуацию, выведут кого надо на чистую воду.

Сотеев, не жалея антисептиков, промокал ватным тампоном рваные края открытой раны на коже головы, ворча на ненормального студента, сделавшего такой большой разрез. А Глеб пытался подавить звон в ушах, оставшийся на память от саперской лопатки. С содроганием он посмотрел на кривую иголку и моточек специальных ниток, которые приготовил врач. Боли он не боялся, но всегда с недоверием относился к швейному делу. Сотеев между тем продолжал развлекать пациента болтовней.

– Это уж потом, когда все постепенно стали очухиваться друг за другом, мы поняли, что у нас у всех одинаковые симптомы. Причем, прошлое до этой экспедиции все прекрасно помнили, а вот как попали сюда и все что с этим связано, как будто кто-то начисто затер.

Глеб зажмурился – Сотеев, наконец, взялся за иголку, проложил первый стежок, полюбовался им. Потом настала очередь второго. Глеб мужественно терпел, сжав зубы.

– А обезболивающего не нашлось, Эскулап? – проворчал он в перерыве между пытками иголкой.

– Дети хнычут, а ты – терпи. Обезболивающее может понадобиться в другом, более серьезном случае.

И Глеб снова терпел. Что ему оставалось? Сотеев взялся за пузырек с медицинским клеем. На секунду заколебался.

– Могу, конечно, и забинтовать. По желанию, – прокомментировал он.

– Нет уж, лучше заклей, – Глеб поморщился, представив себя с забинтованной головой. Как раненый боец.

Сотеев кивнул и откупорил пузырек. Холодная, вязкая жидкость как студень шлепнулась на голову, и Глеб почувствовал, как кожа тут же начала съеживаться – клей мгновенно подсыхал, образуя прозрачную блямбу.

– Получается, что мы сами сюда приехали? А зачем?

Сотеев беззаботно пожал плечами.

– Нет идей. Готов выслушать твои.

– А этот… профессор, он в порядке? – вдруг спросил Глеб. Его передернуло от воспоминаний.

– Да жив-здоров, – охотно отозвался Сотеев. – Испугался только немного. Нашатыркой привели в чувство. Бегает теперь как молодой козлик.

– Спортом, что ли, занимается? – усмехнулся Глеб.

Сотеев погрозил пальцем:

– Пошути мне. Что ты тут вообще устроил? Герой-одиночка! Чуть ученого человека в могилу не свел.

Глеб усмехнулся.

– Наука понесла бы большие потери.

Он не собирался ни оправдываться, ни раскаиваться. Мимо их палатки туда-сюда сновал народ. В открытое отверстие палатки было видно, как в сгущающихся сумерках разжигают костер, болтая между собой, иногда даже было слышно их покрикивания друг на друга: «Веток добавь!», «А ты воды принеси!» «А ну все отошли от огня! Сегодня я буду готовить еду. Что-то мне не хочется, как вчера, есть подгорелую кашу». Громче и команднее всех была та женщина в комбинезоне. Она вооружилась большой поварешкой и отгоняла парней от провизии.

– Это Ольга, жена профессора, – пояснил Сотеев. – А самого профессора зовут Васильев Илья Петрович.

Точно, отметил про себя Глеб. Он его запомнил еще тогда. Вчера? Или когда это было?

– Этот рыжеватый, простоватый парень…

– Дима, – опередил его Глеб.

Сотеев удивленно вскинул брови.

– Там, на террасе, профессор звал его по имени.

Доктор кивнул, согласившись с доводом.

– Этот с хвостиком, преподаватель по истории, Ягодин. – Сотеев поморщился, напрягая память, и виновато улыбнулся. – Имя забыл. Неважно. Толку от него мало, молчаливый какой-то. Еще один студент, мажор, Копытов, вроде… Я так понял, что у него папаша из университетских шишек, декан, вроде, сослал парня сюда. Из-за наркотиков. Ну, это только мое предположение. Девчонка – Лера. – И многозначительно добавил: – Твоя девушка, между прочим.