Валерия Гоголь - Владыки Омнистера. Путь в сердце тьмы

– Давай о девушке.

– Она подходит идеально. Ничего примечательного – серая мышь, хотя мордашка вроде симпатичная. Даже жалко.

– В нашем деле нельзя никого жалеть, – отрезал Маркус, – Ну и где твоя разведчица?

– Она должна была прийти сегодня сюда. Я найду ее, а ты стой тут.

– Уверен, что она вообще пришла? – Маркус был настроен скептически, но Максимус и глазом не повел.

Настоятель исчез, чтобы через несколько минут вернуться с незнакомкой. Внешне она действительно смогла бы сойти за простую сельчанку. Светловолосая, голубоглазая, бледная, лицо круглое, никаких примечательных черт. Совершенно типичная внешность для такого климата. Таких сотни. Лучшей кандидатуры не найти.

– Маркус, это – Агата. Агата – это тот, кто введет тебя в курс дела. Не переживай, все продумано.

– Оставь нас, – бросил он настоятелю, и тот мигом испарился, – Завтра в ночь, за несколько часов до рассвета, я поведу небольшой отряд в деревню, которая находится на границе. Это поручение короля – собрать там дань. Но ты отправишься туда раньше меня под видом мирной сельчанки, чтобы узнать, находятся ли там подразделения врага, и если да, то в каких количествах. Твоя задача любыми средствами добраться до деревни до захода солнца и вернуться через три часа. Ты поняла меня? Сможешь?

– Да… – ее голос мгновенно охрип.

– Мы надеемся на тебя, а теперь ступай, отдохни. У тебя завтра трудный день.

Как сложится судьба этой девчонки – его совершенно не волновало. Одно лишь желание охватило его – скорее рвануться в бой. Когда незнакомка поспешила покинуть церковь, он испытал глубочайшее облегчение. Ему не хотелось тратить на нее свое драгоценное время. Что для него, что для настоятеля она – всего-навсего разменная монета. За его спиной неожиданно нарисовался Максимус.

– Ну? – тихо спросил он.

– Посмотрим.

– А что тут смотреть? – искренне удивился Максимус, – Вернется в условленный срок живой, значит, чиста деревня. Погибнет – жаль, но не она в этой войне первая, не она – последняя. Будешь готов.

– Святоша, – презрительно выдохнул воин и отправился прочь. Ему предстоял тяжелый день.

Этому миру не хватало спокойствия – отцов, спешащих домой после рабочих дней, матерей, занятых домашним хозяйством, и изредка поглядывающих из окна на толпу играющих детей. Нет, в этом мире мужчины хватались за мечи, город наполнили вдовы, закутанные в черные плащи и со скорбным, постаревшим выражением лица, а дети, вместо того, чтобы играть друг с другом, мечтали только об одном – как бы отомстить за отцов, для которых гробами стали собственные латы. Стоило только остановить на улице любого ребенка и спросить, где его отец, как взгляд несмышленыша становился серьезным, а детская рука указывала в направлении печально известного холма, на котором находилось кладбище, где отчизна хоронила своих героев. Конечно, с границы трупы никто не тащил, просто жест за несколько столетий, в которые войны разрывали континент на части, прочно вошел в обиход горожан, и они показывали на известное кладбище всегда, когда речь заходила о смерти, где бы ни был похоронен их близкий человек. И почему эти несчастные люди не могут жить в мире и согласии? Зачем одни горячие головы хватаются за мечи, а вторые ставят на себе крест в память о первых? Аргус не понимал. В его храме всегда было уютно и спокойно – свет косыми лучами проникал в молитвенный зал, сквозь высокие, мозаичные окна. Ему не нужно было покидать родных стен, чтобы увидеть несчастные, серые тени – еще живые призраки уже давно мертвых людей, жизни которых поглотило общее горе. Моральные, духовные мертвецы не могли найти себя, вот и ходили по храмам, отчаянно уповая на то, что служение Коэлуму заглушит их боль. Но несмотря на собственный горький опыт потери родных, они не хотели поставить жирную точку на смерти, ведь почти каждый из них горел жаждой мщения, что повлекло бы на гибель последующие поколения. Дань войне, словно Коэлум не один, а позади него, красивая, стальная, холодная Богиня – Война, жертв которой становилось все больше и больше.

Все свое детство Аргус провел в приюте, куда попал сразу после смерти родителей. О них он толком ничего не знал, знал только, что оба они были благородного происхождения, оставили немалую часть земли, высокий титул и приличное наследство в денежном эквиваленте. Однако, они оба ушли из жизни, когда он еще не успел достигнуть сознательного возраста. Почти сразу он попал в приют при центральной церкви, которая, по совместительству, являлась обителью его Святейшества. Этот приют отличался от других церковных приютов тем, что его воспитанников развивали во многих направлениях, в том числе и не совсем церковных – обучали боевым искусствам, работали с их магическим потенциалом, если таковой имелся, ну и, разумеется, давали хорошее светское воспитание. К пятнадцати годам, меч словно стал продолжением его руки, латы воспринимались, как вторая кожа, и даже самые сложные заклинания не требовали большого количества энергетических затрат – все было отточено до мельчайших деталей. Наставники призывали учеников гордиться собой, потому что многие не выдерживали тяжелых условий обучения и бросали. Ему же все давалось легко, словно судьба сама взяла его под свое крыло и провела сквозь все трудности, и только тяжелые тренировки оставили на его теле множество шрамов.

В шестнадцать лет, Аргус, как и подобает остальным воспитанникам, покинул приют. Шестнадцать – тот возраст, когда большинство молодых людей уходило в армию. Его же оставили в той же церкви для продолжения обучения в качестве члена ордена рыцарей, смыслом жизни которых было служение свету. Годы шли, его сила росла по мере того, как он уничтожал нечисть, терроризирующую Эспиран и его окрестности. Слава о нем распространялась все дальше. Вскоре его прозвали защитником города.

Аргус гордился той средой, в которой ему довелось вырасти. Именно в церковных приютах из неокрепших умов мальчишек умели делать настоящих мужчин. И дело было даже не в преподавании им военного ремесла. Просто их воспитывали так, чтобы из них выросли настоящие патриоты. Аргус обожал Инлисус, искренне хотел, чтобы люди, населяющие его, были счастливы. Он ненавидел войну так же сильно, как ненавидел и тех, кто несет смерть. Он считал своим долгом сражаться с нечистью во имя спокойствия Эспирана, а нечистью считалось все, что имеет отношение к Тенебрис. Он понимал, что никогда в жизни не смог бы лишить жизни мирного жителя, потому что осознавал ценность каждой жизни, как никто другой.

Ему нравилось бродить по узким городским улочками и утопать в собственных, мрачных мыслях. Он чувствовал, какую боль таит в себе этот город, где люди живут не так, как должны жить. Он много читал древних свитков, в которых описывались войны, трагедии, сожженные города. И был уверен в том, что так не должно было быть. Сначала эти рассуждения переполняли его голову, кружась там ураганом, а потом, с годами, выстроились в нечто более собранное, постепенно превращаясь в систему. Этот мир стал казаться ему огромным механизмом, в котором все детали взаимосвязаны, и он, этот механизм, работал неправильно, потому что отсутствовало что-то очень важное. Некая шестеренка. Ее недоставало, либо она стояла не на своем месте. И из-за нее, из-за этой крохотной, маленькой детальки люди ходили мрачные, как тучи. Вдовы, дети, желающие мстить за родителей, да мертвые холмики, вместо отцов и мужей. Из-за такой мелочи. Вот бы взять ее и поставить на место, заставить систему, механизм работать правильно. Только нужно сначала понять, что же это за деталь? Его мысли часто не давали ему спокойно уснуть, он все старался определить ее.