Николай Дубчиков - Живые против зомби. На заре заражения

– Поздравляю, Ваня, – Иширо протянул ему самую короткую палочку, – сохрани для истории. Лет через пятьдесят эта деревяшка будет стоить кучу денег.

– Ладно, по коням. У нас полчаса на сборы, – капитан двинулся к выходу из отсека.

– До окончания действия «энергетика» чуть больше двух часов, должно хватить на прогулку и чтобы установить бур, – японец похлопал русского по плечу.

Все четверо отправились в грузовой отсек. Иван обошел марсоход, отстегнул удерживающие ремни, проверил, на месте ли аккумуляторы – на всякий случай. Иширо открыл отсек с костюмами, они свободно растягивались, все размеры были универсальны. Экипаж разделся до плавок и стал влезать в «спецодежду». У костюмов также был предусмотрен капюшон, плотно облегающий голову и уши.

– Мы как аквалангисты, – сказал Рич, натягивая капюшон, – еще бы маску и были бы похожи на ниндзя… Черные и непобедимые….

Капитану явно было не очень комфортно:

– Не знаю как ниндзя, но я бы в этом драться не смог.

Иван первый надел костюм «ниндзя-аквалангиста», как окрестил его англичанин, залез в кабину своего «трактора-марсохода» и потянул на себя люк. Русский устроился поудобнее и обхватил правой рукой джойстик. Все управление движением велось этим рычажком. Марсоход плавно развернулся и двинулся к люку в боковой стене отсека, освобождая место для других аппаратов.

Затем в свой марсобот взобрался Рич. Расположившись в «теле», он зафиксировал ноги и корпус. Иширо, оглядев напарников, сказал:

– Проверьте уровень заряда батареи.

– 99%…

– И у меня 99%.

– 100%, – ухмыльнулся Иван.

– Черт, и здесь он выиграл, – вздохнул Ричард.

Японец улыбнулся:

– Нормально, потеря мощности до полутора процентов за то время, пока мы летели, допустима. Иван – первый. Рич, вставай сразу после него. Капитан, Вы замыкаете.

Процессия выстроилась в соответствии с жеребьевкой.

– Теперь надеваем шлемы и запускаем программу «погружение».

Иван надел шлем и подключил подачу воздушной смеси: «Вроде все герметично. С Богом». Откуда-то сбоку и сверху стала поступать светло-бирюзовая жидкость. Он посмотрел на меню, глаза привыкали к искаженному изображению, светодиоды красиво освещали кабину. Дисплей через жидкость казался расплывчатым, но парень смог бы управлять машиной и в полной темноте, на Земле все движения были заучены до автоматизма. Иван увидел, как сбоку подошел Иширо. Губы его двигались, но слов он не мог разобрать. Иширо показал на свои уши.

– Включить внешние динамики и внутреннюю связь, – пытался втолковать японец.

Иван коснулся пальцем одной из кнопок меню. Теперь он слышал, что происходит за бортом. Русский отрегулировал громкость на минимум: «Наверняка, на Марсе свистит ветер».

– Как дела, братишка? – Рич был явно на кураже.

– Все в порядке, готов к выходу, – ответил Иван и подумал: «Надо также убавить громкость связи между ботами».

Иширо оглядел всех членов экипажа, затем отошел в сторону и что-то достал из небольшого отсека:

– А теперь фото на память. Выглядите, как терминаторы.

Иширо сделал несколько общих снимков и щелкнул по отдельности каждого члена экипажа, не забыв про селфи:

– По моей команде.

Он скрылся за люком между отсеками. Потянулись секунды. Теперь голос его зазвучал из динамика внутренней связи:

– Последняя готовность.

Иширо координировал процесс разгерметизации из отсека управления. Он еще раз проверил показатели. Грузовой отсек, он же ворота «Эвереста», был изолирован от остального корабля.

Над выходом зажглась красная лампа. Большой люк стал медленно открываться. Сначала Иван увидел лишь черноту, мгновение спустя он понял, что это и есть «ночной» Марс. Наконец, люк опустился. Русский нажал на рычаг, и марсоход двинулся вперед.

Профессор Альберт Борисович Хаим о вич работал в новосибирской лаборатории. Это был мужчина среднего роста, худощавый, но достаточно жилистый и крепкий. Он носил прямоугольные очки в тонкой оправе по моде начала века. Как правило, на работу ученый приходил в рубашке и брюках, но в свободное время предпочитал более демократичные футболку и джинсы. Это был настоящий трудоголик. В свои 44 года Альберт Борисович считался одним из самых одаренных специалистов в отрасли вирусологии. Несколько лет назад Академия медицинских наук утвердила его на посту заведующего лабораторией вирусологии и биотехнологии в Новосибирске. Правда, из-за его тяжелого характера и неуступчивости во взглядах на развитие лаборатории, профессор успел нажить немало врагов в научном сообществе, в том числе и среди чиновников Академии.

Было 7 часов утра, большинство его коллег только просыпалось, но профессор Хаимович уже находился на рабочем месте. Он и еще несколько преданных помощников приходили раньше, а уходили гораздо позже остальных. Их прозвали люди «Ха», так как вокруг заведующего лабораторией сформировался определенный круг лиц, в который попасть было очень трудно. Круг этот не менялся уже несколько лет.

В данный момент «люди Ха» были заняты очередным «внеплановым» опытом профессора Хаимовича. Альберт Борисович очень любил внеплановые опыты, на которые, собственно, и уходила б о льшая часть сверхурочно отработанного времени его команды. Основным хобби ученого было скрещивание различных вирусов. Многие из таких опытов официально запрещались по договору об ограничении разработок биологического оружия, подписанного 183 странами. Но Альберт Хаимович убедил свою команду, что это происки политекратов, нельзя губить отрасль, а нужно продолжать работать, и однажды все это очень понадобится. К тому же Альберт Борисович был убежден, что по другую сторону океана ученые не сложили микроскопы и также ведут работы в этом направлении.

Доверять профессор мог только трем своим коллегам. Первый – Андрей Кузнецов, молодой и амбициозный ученый, грезил о мировой славе, был очень честолюбив и достаточно одарен. Шеф считал его своей правой рукой. Вторая – Машенька Снегирева, миловидная лаборантка, менее одаренная, чем Андрей, но очень старательная. Она была дочерью друзей Альберта Борисовича, которые погибли в авиакатастрофе. В 16 лет девушка осталась сиротой. Профессор помог ей поступить в Университет, затем взял на практику к себе в лабораторию, а после вуза определил в помощницы. Поэтому Машенька была предана ему, честно делала свою работу и держала язык за зубами. Третьим членом их квартета был Иосиф Бец, также сын друзей Хаимовича, которые жили сейчас в Израиле и отправили отпрыска на стажировку к старому другу. Его родители были генетиками, но сына больше занимала микробиология и вирусология. Поэтому лучше наставника для написания диссертации, чем Альберт Борисович найти было трудно. С первых дней работы в лаборатории Ёся, как называли его друзья, проявил большое рвение, и за короткий срок заслужил уважение коллег и расположение профессора.