Владимир Свержин - Змея в изголовье

– Ну что, изменник?! – Сэр Генрих устало опустился на высеченное в камне сиденье, еще хранившее тепло Джемаля. – Ты думал, что западня уже захлопнулась, что ты провел нас? Ах ты жалкая тварь! Слишком большая честь для тебя умереть от руки рыцаря! Но, черт побери, мне не терпится вспороть тебе брюхо и лично вымотать оттуда все кишки!

Рыцарь ухватился за подлокотники, желая резко вскочить. Но когда он сжал прохладный камень, тот легко поддался, уходя в глубь гранита, точно в теплое масло. В тот же миг в каменной толще стены заскрипел ворот, затарахтели, лязгнули цепи в глубине базальтового трона, и часть стены, казавшейся монолитной, тихо повернулась, открывая небольшую, освещенную множеством серебряных ажурных светилен комнату. В ней, будто задумавшись и уснув, углубившись в себя, сидел древний старец с белой, как лунь, бородой. В руках его, сияя и переливаясь, сверкал цветок – диковинный, наполненный внутренним светом, будто вырезанный неведомым умельцем из полупрозрачного кристалла.

Цветок необычайно живой и притягательный, словно готовый пробить на заре скальную толщу и расцвести на радость окружающим. Двадцать пять лепестков его были первозданно-белыми, еще один – ярко-алым и последний – таким глубоко черным, что, казалось, источал мрак. Взоры присутствующих притягивало к нему, точно железо к магниту, невозможно было отвести глаз от невиданной игры света в кристалле, так что кровопролитие было тут же забыто.

Саид не отрываясь глядел на старца, которого помнил еще живым. Это был прежний аджавид – именно его в свой час сменил Джемаль. Прежний учитель и повелитель вовсе не походил на мертвеца. Саид прежде слышал, что, умирая, Верховный хранитель продолжает еще долго жить среди людей, ища для себя новое воплощение, и далеко не всегда поймешь, где живой человек, а где отринувший смерть служитель Всевышнего.

– Что это? – обескураженный сэр Генрих бросился в освещенную комнату. – Это не Чаша, но… – Он ухватился за сверкающий стебель и попытался вырвать его из рук отрешенного старца. С тем же успехом он мог пытаться вырвать из камня меч, предназначенный королю Артуру. – Ах так! – Его клинок описал в воздухе дугу и обрушился на руки сидящего.

Но в тот самый миг, когда сэр Генрих только подскочил к цветку, Саид, осознавая, сколь ужасное кощунство творится на его глазах, надсадно завопил: «Нет!» – и бросился на троицу преграждавших ему путь крестоносцев. Сейчас ему было все равно, останется он жив или погибнет. Мир вокруг изменился, стал черно-белым. Движения ускорились, так что перед глазами его врагов, будто вспышка, блеснул его стремительный клинок, и холодная сталь рассекла тугую плоть, освобождая дорогу лишенным пристанища душам. Саид рванулся что есть сил, однако можно обмануть человеческую природу, но, увы, нельзя обмануть время.

В то мгновение, когда он очутился рядом с рыцарем, тот уже отсек руки старца. Они схватились за цветок с разных сторон: молодой страж – за лепестки, образовавшие полураскрытый бутон лотоса, рыцарь удерживал стебель. Саид с размаху обрушил сабельное жало на шею сэра Генриха. Струя крови ударила из разрубленной артерии.

И в этот самый миг точно гром прогремел среди ясного неба, подземная толща затряслась, и свод зала пошел широкими трещинами. В тот же миг двадцать семь лепестков небывало прекрасного цветка разлетелись в разные стороны, будто стая вспугнутых птиц.

Рыцарь огненного камня, не охнув, тяжело осел наземь, в одной руке продолжая сжимать турмалиново-зеленый, исписанный загадочными резными письменами стебель. Но даже в самый миг смерти пальцы другой его руки скребли по полу и на последнем вздохе сомкнулись, зажав черный, будто безлунная ночь, лепесток.

– Я сейчас, сейчас! Я все соберу! Все исправлю! Сейчас! – не обращая внимания на подземные толчки, Саид упал на колени, забыв обо всем, и быстро собрал разбросанные на каменных плитах белые лепестки в хлебную суму. Он попытался положить туда и алый кристалл, но не смог. Казалось, тот наполнился непреодолимой силой и будто парализовал его движения. Саид обернулся в сторону прохода, ведущего в башню. Что бы ни значило случившееся только что – святыни больше нет, а значит, он свободен и сможет отправиться с прекрасной Аминой куда угодно, хоть на край света! «Теперь я имею право быть счастливым!»

Вдалеке послышался звук множества бегущих ног. Ерунда, у него есть время подойти к стене и повернуть рычаг. После этого каменная плита рухнет, запирая вход, и поднять ее можно будет, лишь заново прицепив скрытые в толще стены троссы.

«Я свободен!» – еще раз повторил он, невольно радуясь новому ощущению. И вдруг, совершенно некстати, его кольнула мысль о совершенном грехе. Молодой воин, устыдившись собственной радости, поглядел на аджавида.

– Подойди ко мне! – чуть разомкнув дотоле плотно стиснутые предсмертной судорогой зубы, прохрипел Джемаль.

– Я все исправлю!

– Подойди ко мне!

Не смея даже подумать о неповиновении, хранитель бросился к умирающему аджавиду.

– Наклонись, – чуть слышно прошептал Джемаль.

– Я здесь, о Свет Истины!

– Не называй меня так. Небеса послали испытание и мне, и тебе, и мы оба с ним не справились. Тьма вырвалась из темницы, и теперь только чудо спасет мир. Я виноват больше твоего, потому и страдаю больше. Ты же умрешь быстро.

Глаза мудрого старца на мгновение вспыхнули, из последних сил он резко выбросил вперед руку с клинком, на которую до той поры опирался. Змеистая сталь вонзилась Саиду в ложбину под кадыком, и кровь хлынула из смертельной раны.

А в следующий миг в подземную залу ворвался сэр Ричард с подкреплением, ведомым храбрым Фудзиварой. Лицо проводника в эту секунду не выразило ничего. Да ничего и не существовало для него в этой трясущейся комнате, кроме скорчившегося в кровавой луже тела Генриха Бекенстона. Он бросился к нему, подхватил с неожиданной силой, и даже в этой едва освещенной масляными лампадами зале было видно, как он побледнел.

– Уходим! Скорее уходим! – надсадно кричал рыцарь серебряного льва. – Мы уже здесь никому не поможем! Уходим! Сейчас тут все рухнет!

Фудзивара слышал его, но, будто во сне, потащил к выходу мертвого рыцаря.

Он уже не видел, как привела храмовую стражу Амина, как с воем затравленной волчицы бросилась она к любимому, обхватила его плечи, рывком приподняла:

– Я здесь, здесь, сердце мое! Живи! Заклинаю тебя, живи!

Сквозь пелену кровавого предсмертного тумана Саид еще различал смутные контуры любимой, ощущал на себе ее руки.

Перед мысленным взором Саида пронеслись события последних дней. Как он мечтал быть избранным наследником аджавида, как он был счастлив, предвкушая хоть и не близкое, но все же осуществление своей заветной мечты. Как он вдруг обнаружил, что в мире есть счастье совсем другого рода и совсем другой силы. Как, соединившись с Аминой в единое целое, он будто преобразился, его дух воспарил куда-то ввысь, в беспредельный небесный простор, он ощутил необъятную вселенную в душе своей. Как, проснувшись утром, он вновь ощутил свою любимую, ее голову на своем плече, пряди ее шелковых волос на своей руке, а свою руку на изгибе ее стана. Ее упругая грудь прижималась к его боку, заставляя душу трепетать. И он не мог пошевелиться, чтобы не перестать чувствовать шелковистую кожу ее ноги, обнявшей его ногу.