Марк Агатов - Жуткие тайны Казантипа. Книга вторая

– Похоже, мы недаром потратили деньги, – радостно потер руки Казимир. – Она предлагает большую группу в сто человек строить из десяти десяток. За каждой десяткой закрепить десятника. Причем первые две десятки создать из хорошо внушаемых проблемных женщин.

– Проблемных, это каких?

– Неудачницы, разведенки, старые девы и больные неврозами. А руководить этими десятками должны медсестры или санитарки, имеющие опыт работы в стационарах психбольниц. Они быстро найдут с ними общий язык.

– Это не реально, – встав с кровати, произнесла Ядвига. На ней была длинная ночная рубашка с глубоким вырезом на груди. – Где мы столько санитаров наберем. Да и светить их в роли руководителей я бы не стала. Они двух слов связать не могут.

– Ты меня невнимательно слушала. Нам нужны всего лишь два опытных сотрудника психбольницы для ближнего круга.

– А остальными десятками кто будет руководить?

– Кто угодно. Первые две десятки занимают места рядом с богиней. Они создают ажиотаж вокруг нее: плачут, кричат, бьются в истерике. Эти настроения передаются остальным. Здесь важно добиться безоговорочного подчинения богине. В качестве вспомогательного средства – ритмичная музыка, хоровое исполнение религиозных песен.

– Но даже в таких группах будет немало тех, кто не последует за живым богом. И будут критично воспринимать все, что происходит на сцене, – засомневалась Ядвига.

– Она и этот вариант предусмотрела. Есть препараты, которые повышают внушаемость и снижают возможность реально оценивать ситуацию. Их можно подмешивать в воду или в еду. Почему бы не раздать каждому участнику по пирожку с повидлом.

– Старков тоже на химии был повернут, – подошла к супругу Ядвига. – Они, что, из одной научной школы?

– Нет. Из одного дурдома. Они оба работали в советской психбольнице, а там все просто. На каждый диагноз – специальный набор психотропных лекарств, «сухой бром» и никакого психоанализа. Там в палате главный – санитар. Больные должны бояться его. Я вначале понять не мог, почему санитар, а не врач. А потом мне объяснили популярно. В этих отделениях, где лежат особо опасные больные: убийцы, грабители, насильники – никто не хочет работать. Маленькие оклады, низкий уровень престижа. Вот и остается в палате на 60 коек один санитар вместо трех по штатному расписанию. Отсюда и ужесточение режима, и широкое использование аминазина, инсулина и электрошоков. Для них это вынужденная мера. Поэтому в своих работах, что Старков, что Самойлова, на первое место ставят лекарства, которые воздействуют на психику.

– Эту идею я поддержу. Раздали на входе всем по бутылочке с водой и, как говорят в России, дело в шляпе, – громко рассмеялась Ядвига. – Да и у нас проблем меньше. Пойди, найди в штатах настоящего проповедника, способного молитвой увлечь толпу. Это штучный товар. У нас же другие задачи. Мы должны в столице Окраины устроить «конец света», используя местные кадры. Захватить действующий храм, осквернить его и отправить в рай большинство участников. Тут без химии не обойтись. Только о конечной цели наша ученая дама знать не должна. Смотри, не проболтайся. Она работает с нами из-за денег.

Пусть думает, что это безобидные игры разума, научный эксперимент, психология малых групп.

Покинув милицию, Алиса прямиком направилась в психбольницу. В кабинете главврача горел свет. Алиса быстро поднялась на второй этаж. За столом сидела Лариса Ивановна. Годы ничуть не изменили ее. Как была высокая, стройная жгучая брюнетка, так и осталась. Ни седого волоска, ни морщинки.

– Вы ко мне – официальным голосом спросила главврач.

– Ты чего, не узнала меня, подруга? Алиса я. Работала здесь после института, – быстро заговорила женщина.

– Алиса? Никогда б не признала. Алиса же фотомодель, красавица – 90—60—90, – удивилась Лариса Ивановна.

– А тут бабища с красной рожей. Только не подумай чего, это не от пьянки. Там морозы зимой, кожа краснеет, – пояснила женщина.

– Ладно, ты к нам на отдых или навсегда?

– Хотела навсегда, а теперь не знаю, что делать. Мы с мужем деньжат поднакопили и решили на материк перебраться. Вот я и предложила ему в Казантип слетать на разведку. Тут море, тепло, фрукты. Да и работу найти нетрудно. Он механик по машинам, на прииске любую технику чинил – от бензопилы до электростанции.

– Твоего мужа вроде Иваном звали?

– Ага, того, кто меня отсюда увез, так же звали, – кивнула головой Алиса. – Только мужем моим он не был никогда.

– Погоди, а этот?

– С Иваном я на прииске познакомилась. В отличие от всех остальных – нормальным мужиком был, – помрачнела Алиса.

– Почему был?

– Убили его сегодня.

– Может, выпьешь со мной? У меня коньяк есть армянский, еще не открывала, – предложила Лариса Ивановна.

– Мне все равно, что армянский, что грузинский. Я пью все, что горит, – обреченно махнула рукой Алиса.

– Так с мужем что случилось? – доставая из сейфа бутылку, спросила Лариса.

– Я ж говорю, убили его сегодня. Мы с мужем пошли ужинать в ресторан гостиницы, а тут племянник его нарисовался. Дома не захотел оставаться. Полетел вслед за нами. Выпили, как водится, поговорили, а потом они пошли покурить. Ну, и там, слово за слово, короче, подрались. Я когда прибежала, Иван уже не дышал, а племянник – без сознания. Теперь обвиняют пацана в убийстве. У него нунчаки в руках оказались, но он не убивал. На прииске свою состоятельность доказать можно только в кулачном бою. Никаких приемов, ножей, топоров. Если в драке засекут топор или нож, кончат на месте и в тайгу выкинут, как собаку. Даже хоронить не будут. А ты чего мне, подруга, в этот наперсток налила? Стакан давай. У нас на прииске рюмок нет.

– У меня нет стакана, из чашки будешь?

– Да хоть из горла. Давай помянем. О мертвом теперь можно только хорошее говорить, – поднесла ко рту чашку Алиса. – А племяша жалко. Хороший пацан был, он мне Гарика напоминал.

– Ты, что, любила его? – пристально посмотрев на коллегу, спросила Лариса.

– Я ему вместо матери была. У меня же сын здесь остался. Вот и заменил он мне сына на прииске.

– Не похожа ты на любящую мать, – наполнив чашки коньяком, засомневалась Лариса. – Может, он на почве ревности мужа твоего прикончил?

– Мужики без ревности не могут. Иван меня ко всем ревновал, и к пациентам, и к соседу, и к племяннику, и даже бил за него дважды прилюдно. Но это нормально. На прииске если мужик бьет бабу, значит, любит. И вот теперь я свободна. Не представляю, что можно сделать, чтобы пацана спасти. Они же прессовать его начнут, а племяш борзый, прибьет кого-нибудь из следаков. Наливай еще по одной.

Женщины выпили молча, без тостов. Закусили.

– По старой памяти, с ментами помочь сможешь? – понизив голос, спросила Алиса.