Виктория Данилова - Екатеринбургский цирюльник

Тогда шел набор добровольцев для начала его эксперимента. Где, как ни в Москве, проще всего найти людей, готовых на все, чтоб зацепиться в столице. Люди, стремящиеся к воплощению своей мечты, почему-то, уверены, что именно в Москве их ждет удача, что только там они смогут добиться успеха и по-настоящему прославиться. Почему-то, все забывают, или считают, что слова «Москва слезам не верит», к ним не относятся. Но, наступает момент, и, вытерев эти слезы, расставшись с иллюзиями, они начинают искать любые способы выжить и задержаться в равнодушной столице хотя бы еще на год. С таким контингентом проблем практически не бывает.

Так в его жизни появилась Анжела Кислицина. Среди собравшихся в тот день добровольцев она была самым подходящим кандидатом для осуществления его грандиозных планов. Правда, в них не входили никакие личные отношения. Поняв, что девчонка влюбилась в него, Савин подумывал найти ей замену, но потом решил использовать и такой поворот событий. Геннадий Дмитриевич умело манипулировал Анжелой, приучал ее к красивой жизни, не обделял своим мужским вниманием, всегда брал ее с собой на отдых. Со стороны можно было подумать, что это счастливая пара, которая скоро поженится. На самом же деле Савин постепенно, приучая девушку к себе, подстраивая под свои планы, готовил из нее безотказную исполнительницу для его дальнейшей работы.

Пока Анжела вкушала все прелести столичной жизни, Геннадий Дмитриевич готовился к переезду в родной город. Он часто уезжал в Екатеринбург, контролировал строительство клиники, подбирал подходящий штат, приобретал оборудование. Перед самым переездом вспомнил Савин и о своем друге. Он навел о Лукьяненко справки и сам предложил встретиться. Как и предполагалось, Лукьяненко работал реаниматологом. Его материальному положению можно было посочувствовать. Сергей за все эти годы так ничего и не заработал, жил с женой и двумя сыновьями двойняшками в маленькой хрущевской квартире. Денег на покупку нового жилья скопить не получалось. Геннадий Дмитриевич не мог не заметить, как Лукьяненко расстроился, почувствовав себя ничтожеством на фоне преуспевающего друга.

– Да, ты молодец, Геныч! Ничего, что я тебя так называю?

– Ради бога, я пока еще не твой начальник.

– А что, может, возьмешь меня к себе? – осторожно поинтересовался Сергей.– Так все осточертело, если б ты знал. Мне ведь даже рассказать тебе нечего.

– Ну, почему же нечего? Мне все интересно. Расскажи о работе, семье.

– А что работа? Ничего интересного. Это у тебя, в Москве, работа, а у меня, так, рутина.

– Зачем же так? Разве возвращать людей с того света это рутина? Знаешь, а я ведь скоро в Екатеринбург приеду. Думаю, что смогу тебе помочь.

– Да? Что ж, я всегда готов, хоть сегодня.

– Ну, не сегодня, конечно, но очень скоро, максимум через месяц. А ты пока время зря не теряй. Отнесись к своим больным внимательнее. Меня интересуют самые безнадежные, я возьмусь за их лечение.

– Так у нас, каждый второй безнадежный.

– Мне нужен не каждый, а желательно тот, у кого нет родственников.

– Зачем тебе это? Разве это имеет значение?

– Для меня, да. Кто им поможет? Они никому не нужны. Государство не будет за свой счет ставить их на ноги, не так ли?

– Тут ты прав. Что ж, я согласен.

– Ну и славно. Я оставлю тебе свой номер, как появится подходящий пациент, сразу сообщи.

– Да у меня уже есть такой. Вернее не у меня. Был я тут в гостях у Шурика Гальчина. Помнишь такого?

– Нет, но не важно.

– Ну да, он же со мной на кафедре был. Так вот, к ним доставили обгоревшего мужика. Безнадега полная. Его, конечно, поддерживают, как могут, но говорят не жилец. Да, и не имени, ни фамилии, ни документов и никто его не ищет, никому он не нужен, лежит и гниет потихоньку.

– Ты мне адресок дай.

– Кого, Шурика?

– Нет, его больнички. Пожалуй, это то, что надо. Переведем его к тебе, пусть побудет под твоим присмотром. С твоим руководством я обо всем договорюсь.

– А, вдруг, он помрет при перевозке?

– Не помрет. У нас есть на чем транспортировать подобных больных. Не помрет. Главное, ты его возьми себе. Как говоришь, его зовут?

– Так никак. При нем не было никаких документов, вернее, они сгорели. Не знаю, что там точно произошло, но, говорят жуть. Мужик и женщина в машине, она сгорела, он умудрился выбраться. Шурик говорит, у него нет лица, жуть, да и только.

– Подробности я сам узнаю. Твоя задача принять его у себя.

– Ты думаешь, наше начальство пойдет на это?

– Пойдет, куда денется. Все необходимое для этого безымянного мы вам предоставим, плюс с оборудованием поможем.

– Ну, если так, то думаю, Егоров согласится. Финансирования не хватает, сам понимаешь.

– Да, как не понять. Тебе не кажется, что очень своевременно я тебя нашел?

– Да, вообще, слов нет. Я рад, я очень рад.

– А я то, как рад.

Действительно та встреча была до невозможности своевременной. Довольный будущими перспективами Лукьяненко летел домой на крыльях. Да и Савин остался не просто довольным, он был приятно возбужден, в предчувствии очень интересной работы. Наутро он улетел в Москву, где достаточно быстро и без проблем ему удалось решить все вопросы. Через неделю Геннадий Дмитриевич вернулся в Екатеринбург с Анжелой. Он поселил ее в гостинице, а сам вплотную приступил к работе. С паспортами проблем не возникло. Фотографии для будущей госпожи Кныш у него были, и для ее супруга нашлась подходящая. Подходящая, в том смысле, что этого человека уже не было в живых, никто не будет его искать. Возраст мужчины примерно соответствовал возрасту его пациента. Внешняя схожесть была не важна, так как, глядя на свое обгоревшее лицо, он вряд ли поймет, что владелец паспорта и он сам совершенно разные люди. В случае полного выздоровления, господин Кныш получит новые документы, с его собственными фотографиями. Для Савина это не было проблемой. Уже через несколько дней он принесет Анжеле новые удостоверения личности. Так она станет Ларисой Кныш, а пострадавший, лежащий в ожоговом центре под наблюдением Лукьяненко, ее муж, Кныш Вадим Викторович. Хотела Анжела этого, или нет, но она выучила наизусть придуманную историю их с Кнышем семьи и стала навещать его. По мере восстановления новоиспеченного супруга, женщина приучала его к себе и сама пыталась привыкнуть к своей новой роли.

До сих пор все шло гладко. А тут, вдруг, взбеленились все, словно, договорились. «Ничего, ничего, пусть побунтуют», – думал сейчас Савин, сидя в своей квартире. Что происходит в семействе Кныш, он понимал, и был уверен, что все разрешится, ведь он полностью контролирует ситуацию. А вот с Лукьяненко необходимо что-то решать. Тот паникует, паникует и этим может навлечь лишние проблемы. «Этот идиот не понимает ничего, абсолютно ничего. Ему и в голову не придет, какие люди стоят за мной. Если я имею то, что имею, делаю то, что делаю, значит, чувствую солидную поддержку, очень солидную. В моей работе заинтересованы такие люди, что помешать ее выполнению не может никто. Никто, тем более какая-то там журналистка. Этот кретин своей суетой только обостряет ее интерес и еще больше привлекает ее внимание. Но, ничего, разберемся, со всеми разберемся», – подвел итог своим размышлениям Савин. Он подошел к музыкальному центру, и, выбрав любимую оперу Вагнера, нажал на кнопку. Мужчина откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. Классическая музыка, вот что его успокаивало, вдохновляло, давало ему сил. Уже через несколько минут все остальное для Геннадия Дмитриевича перестало существовать.