Даниил Всеволодский - Торговец иллюзиями

В начале седьмого утра, когда двери парфюмерной мастерской распахнулись для покупателей, подмастерье с опухшими и покрасневшими от бессонной ночи глазами заметил бодро идущего по мосту Мулен человека, который тащил за собой грохочущую на камнях мостовой тележку. Пока черноволосый юноша стоял на пороге, подыскивая среди травы камень, которым можно бы было подпереть дверь, незнакомец миновал мост и скрылся в тени домов квартала Иль-де-Куан. Издали заприметив собор Сент-Мишель, этот человек, напоминавший не то разбойника, не то рабочего, направился прямиком к нему.

Выбравшись из тоннеля узкой улицы Мулен, он остановился на перекрестке с улицей Святого Бенедикта, чтобы перевести дыхание, и невольно залюбовался красотой собора, рядом с которым оказался. До этого дня он не имел привычки интересоваться соборами, хоть частенько проходил мимо них в Париже, Эксе и Лионе. Высокие башни, по сравнению с которыми он сам казался себе муравьем, стоящим рядом с колодцем, поразили его воображение, и путник, завороженный красотой готического собора, смотрел на стрельчатые окна и блестящие в свете утреннего солнца колокола.

В доме на углу улицы Святого Бенедикта, прямо напротив собора, жил пекарь, и в то время, пока путник рассматривал высокие башни и бронзовые колокола, он выкладывал на прилавок под навесом из выцветшего брезента свежий хлеб.

Маленькая паперть была наводнена людьми, которые спешили на рыночную площадь. Тут были дородные торговки рыбой, тащившие свой товар в огромных корзинах; были бледные и вечно подслеповато щурящиеся золотошвейки, тонкие платки и сорочки которых умещались в один небольшой мешок; были и сгорбленные старухи, кутавшиеся в теплые шали несмотря на духоту; был старый дворник, который старательно выметал с паперти песок и мусор. Туда-сюда бродили торговцы-лоточники, продававшие все, начиная от мелкого жемчужного бисера и заканчивая луковыми пирогами. Рядом с лавкой пекаря, на ярко освещенной теплым сентябрьским солнцем стороне улицы, пристроился пивовар, выкативший из погреба несколько огромных бочек пива и кубышку с квасом.

Над папертью висел запах соленой рыбы и жареного мяса, долетавший из таверны, которая соседствовала с собором Сент-Мишель. По темной стороне улицы Мулен медленно брела дородная женщина, тащившая в руках два огромных бидона со свежим молоком.

Уловив тонкий аромат свежего сена, парного молока, мягкого белого хлеба, травяной запах огурцов и хмельной – пива, человек, проделавший долгий путь из Шанвьери в Порт Д’Омбр, почувствовал, как заныло в желудке, и тяжело сглотнул слюну. Он стоял точно посреди улицы Мулен и невероятно мешал спешащим на рыночную площадь людям, для которых казался каменной статуей. Этот мужчина давно привлек внимание двух кумушек, пристроившихся на скамье рядом с церковью, своей соломенно-русой шевелюрой и крепко, но сухо сложенной, точно у выжлеца, фигурой, да и прохожие, которым приходилось обходить стоящего человека и его тележку, недовольно ворчали и оглядывались, но он этого не замечал. Помимо прочего, кружащий над этим мужчиной ворон тоже не остался без внимания зевак.

Наконец, человек из Шанвьери увидел на углу площади лавку пекаря и, подобрав оглоблю своей тележки, бодрыми шагами под грохот деревянного ящика, тащившегося за ним, направился туда.

– Хлеба, друг мой! – громко сказал он, остановившись у прилавка и вынув из кармана две монетки.

В этот момент на плечо мужчины, тихонько каркнув, опустился сизый ворон.

– Подайте, Христа ради! Люди добрые! Бедному! Хромому! Слепому! Подайте на пропитание! – раздался вдруг неестественно надтреснутый голос с паперти.

Покупатель у прилавка пекаря обернулся через плечо и заметил сгорбленного старика, присевшего прямо на серые камни мостовой и протягивавшего вперед дрожащую руку.

– Чего надо? – спросил толстяк-пекарь, лениво поднимаясь со своего стула и подозрительно оглядывая странного покупателя.

– Есть сухие корки, которые продаются по одному су за штуку? – спросил мужчина и поглядел на две лежащие на ладони монетки, заметив краем глаза, что ворон на его плече отвернулся в сторону.

Тяжело вздохнув, пекарь склонился и вытащил из-под прилавка лоток с наваленными в нем заплесневелыми сухими корками.

– Премного благодарен, – кивнул покупатель и, порывшись среди заплесневевших сухарей, пахнувших затхлой кладовой и мышами, вытащил одну корку, после чего положил на протянутую ладонь пекаря монетку в один су.

Спрятав корку в карман, он вновь взялся за оглоблю своей телеги и поковылял к паперти.

– Пода-а-айте-христараде-е! – завывал, раскачиваясь вперед-назад, нищий.

Человек из Шанвьери остановился напротив нищего и, мельком оглядев его рваную робу и грязные седые патлы, положил на протянутую ладонь пять су.

– На здоровье, старина, – сказал он, и ворон, издав хриплый возглас неодобрения, взлетел с его плеча, через мгновение исчезнув на фоне залитого солнцем неба.

Нищий, с проворством опытного попрошайки спрятав полученную монетку за пазуху, взглянул на подававшего исподлобья, и как показалось мужчине, подмигнув затянутым бельмом глазом, после чего вновь согнулся в три погибели и затянул своим замогильным скрипучим голосом:

– Пода-а-айти-и-и! Хри-и-истара-а-а-ди!

– Вот и делай добро людям! – хмыкнул путник, отходя от нищего, и, когда ворон вновь опустился на его плечо, обратился к нему с трагическим лицом. – Вот мы с тобой снова нищие, хотя всего час тому назад были сказочно богаты. Как капризна судьба, друг мой!

Оглядевшись по сторонам, мужчина заметил, что большинство людей вокруг спешили в одном направлении – по улице Мулен прочь от моста, и, решив поддаться инстинкту, благодаря которому животные сбиваются в стаи и неотступно следуют друг за другом, последовал за уходящими от реки.

Вслушиваясь в мерное дребезжание возка и скрип его тележных колес, путник с любопытством ощупывал своим плутовски внимательным взглядом фасады жавшихся к улице Мулен домов, цветные шатры, воздымавшиеся к небу прямо на узких тротуарах, и тучную, колыхавшуюся при каждом шаге фигуру шедшей впереди молочницы, которая держала в своих богатырских руках два огромных серебристых бидона. Темная шерстяная юбка женщины, смешно топорщившаяся сзади, подпрыгивала при каждом шаге, и тогда из-под длинного подола показывались грубые ботинки из свиной кожи, подбитые железом.

Оторвав взгляд от молочницы, с неторопливостью утки поводившей своими роскошными плечами, путник из Шанвьери поднял голову и взглянул поверх толпы, что, благодаря его внушительному росту, не составило большого труда.

Вдруг он заметил впереди на другой стороне улицы мелькнувший на мгновение голубой мундир и, чертыхнувшись, согнулся и прибавил шаг. Догнав молочницу, он съежился, спрятался за её внушительной, огромной фигурой и, соизмеряя свои шаги с её, продолжил путь.