Олег Лукошин - Наше счастье украли цыгане. Роман

Она взлетела. Сумела. Ну, насколько это было возможно для деревенской девчонки без высокопоставленных родственников и связей. Поступала после школы в университет на филфак – срезалась. Через год в политехнический на финансовое отделение – опять баллов не хватило. Пришлось ещё на год в деревню возвращаться. Работала полеводом. Туда без образования берут. Отец с матерью говорили: «Ну и хватит. Ума нет – сиди дома». Утешали. И алчно алкали девичью энергию.

– Они же вампиры, – говорила она мне, взбудораженная, похорошевшая, расхаживая по квартире после спектаклей. – Настоящие энергетические вампиры. Я читала в одном умном журнале, такие существуют.

Верю. Бабку не помню, а дед определённо вампир. Сколько вот он из меня сегодня выпил кровушки. Пилил и пилил. Пилил и пилил. Был момент – хотела схватить сумку и смотаться на фиг. Обратно. Ему ведь не меня на самом деле жалко, а себя. Мнения окружающих боится. Ветеран Великой Отечественной, блин.

Ну ладно, так-то он нормальный. Успокоится.

На следующее лето мать подалась в театральный.

– Денег они мне не дали, губы скривили, руками махнули. Прокляли фактически. А я лишь сильнее стала!

Она поступила.

И на первом же курсе родила меня. Она никогда не сдерживалась на мой счёт и всегда давала понять, что ребёнок я нежелательный. Последний подарочек ненавистной деревни.

– Не будь тебя, я бы уже играла во МХАТе! – произносила она гневно в мою сторону в те моменты, когда я, озорной ребёнок, заигрывалась, шалила и терпения на меня не хватало.

Позже стала произносить подобные реплики и в минуты спокойствия. Правда, я всегда ощущала в этих словах иронию. Она и присутствовала там. Всё же она любит меня. Не переубеждайте меня, дети всегда чувствуют это. Она и трёхэтажным матом может обложить, и пощёчину залепить, но истинных чувств за циничной маской не скрыть. Я нужна ей. Я делаю её жизнь менее страшной. Да что там, она бы просто не выдержала без меня.

Кто мой отец? Понятия не имею. И до определённого времени этот вопрос меня не интересовал.

Но в день своего шестнадцатилетия – а случился он четыре месяца назад – я прямо спросила её об этом.

– Кто?

Гости к тому времени разошлись, очередной любовник и почти сразу сожитель, двадцатичетырёхлетний актёр Серёжа Костылев (первый год в театре) спал мертвецки пьяным на диване, мы вдвоём убирали со стола посуду.

– Ого! – взглянула она на меня внимательнее. – Вот так, значит…

И, усаживаясь в кресло, закурила сигарету.

– Его звали Марком, это понятно, – продолжала давить я, чувствуя, что матери сейчас не отшутиться. – А как его фамилия, кем он работает? Что он вообще за человек?

Выпуская струйку дыма, провинциальная актриса усмехнулась.

– Марковна – ещё не значит, что отец твой был Марком. Отчество я дала тебе с умыслом. Чтобы жизнь легче сложилась. Может, второй Гурченко станешь. А как звали твоего отца – не знаю.

– Надежда, – я зову её по имени, ей это дико нравится, – сегодня ты должна рассказать мне об отце. Мне это нужно. Я заслуживаю это, в конце концов!

Она снова затянулась и снова элегантно, по-актёрски, выпустила дым из тонких, красивых и надменных губ. Далее последовал следующий рассказ:

– В последний год жизни в Ключах я гуляла с тремя парнями. Со всеми тремя имела интимную связь. Да, я никогда не сдерживала себя в сексуальном плане. Секс – это жизнь. Только обнимая мужчину и раздвигая перед ним ноги ощущаешь себя живой и цельной. Не сочти мои слова за совет, тебе ещё рано вступать в половую жизнь. Хотя я в твои годы…

– Ну так вот, их было трое. Кто именно започатал меня тобой – неизвестно. Это мог быть любой. Я всегда позволяла кончать в себя. Мужчинам это нравится, а презервативы, или там достать перед извержением – это извращение. Это не любовь, это не жизнь. Иногда мне кажется странным, как я могла при таких взглядах на половую жизнь забеременеть всего раз (это было неправдой, я знала, что только за последние три года она как минимум дважды делала аборты), но факт остаётся фактом. Должно быть, это божественное предопределение. Меня, как это ни ужасно, послал к тебе сам Господь Бог.

– Первого звали Сашей. Саша Елизаров. Хороший парень, знаешь ли. Механизатор. Высокий такой, крепко сбитый. По крайней мере в те годы. Надеюсь, в дальнейшем его судьба сложилась удачнее. В поле с ним работали. Там и валялись. Чаще всего.

– Второй – Егор. Пахомов его фамилия вроде бы. Тоже высокий. Блондинчик с голубыми глазами. Симпатяга. Интеллигентик. Учитель истории. Меня ещё в своё время учил. Но тогда у нас ничего не было, ты не подумай, я не такая – с учителем бы не стала. Это потом у нас началось. После кино домой меня любил провожать. Со всеми вытекающими, – она хмыкнула.

– Третий – Слава. Фамилия у него – Куркин. Одноклассник мой. Из армии его комиссовали – ступню оторвало. На гранате подорвался. Я с ним из жалости больше. Проведать заходила, поддержать. Морально и физически. Он в большой депрессии тогда был. Говорил, что повеситься хочет. Совершенно некрасивый. Веснушчатый, кривоватый какой-то. Невысокий, да. Насколько помню, девственности со мной лишился. Всерьёз его не воспринимала.

Все имена, названные матерью, я аккуратно записала в блокнотик.

– Ты чего это, деваха? – усмехнулась Надежда, взирая на меня с прищуром. – Неужели найти его хочешь?

– Представь себе, – отозвалась я язвительно, захлопывая блокнот. – И обязательно найду. Летом в деревню, на три месяца. Повезёшь меня?

– Больно надо! Если дед приедет за тобой – езжай. Хотя ты и сама уже в состоянии добраться. Делов-то – на автобус сесть.

– Елизаров – председатель наш колхозный, – ответил мне дед. – Александр Геннадьевич. Отличный мужик, прекрасно его знаю. Здорово с ним работали, во всём помогал. Хотя, скорее я ему. Совсем молодым в председатели его назначили, тридцати не было. Но верное решение. Ответственный, принципиальный. Настоящий коммунист, а не то что всякие там.

Он разжигал в саду костёр – первая лесная клубника и потёртый чан дожидались вовлечения в таинство приготовления варенья. Марина помогала. Она работала фельдшером в местном медицинском пункте, так что деду не только утеха на старости, но и практическая польза – давление там измерить или что ещё. При мне оставаться на ночь стеснялась.

– Пахомов – это не директор ли школы? – бросил на неё взгляд Никита Владимирович.

– Если Егор Валерьевич – то он. А есть ещё на том конце какие-то Пахомовы, но я их плохо знаю.

– Егор, Егор, – закивала я.

Двое есть.

– А Куркиных здесь полсела, – продолжал дед. – Тебя какой интересует?

– Вячеслав.

Он задумался.

– Да и Вячеслав не один.