Павел Маруненков - Сердце чудовища

Именно эта выборочно функционирующая память вкупе с удивительной работоспособностью и аналитическим умом позволили Валентину совершить рывок в карьере сотрудника провинциального научно-исследовательского института. Однако, более нескладного и противоречащего привычным административным регламентам подразделения, чем Центр обеспечения здоровья, сложно было себе представить. Исторически в это подразделение решили объединить тех сотрудников института, которые могли бы вести практические занятия по физической и психической культуре. Позже Валентин за несколько лет создал корпус реабилитации, который поднял авторитет Центра на новый уровень и сделал его конкурентом могущественного медицинского факультета. Но несмотря на эти достижения, над возглавляемым Валентином подразделением скорее снисходительно посмеивались, изредка признавая пользу одной единственной стоящей линии работы – а именно реабилитации.

Первоначально идея выделить из общей структуры института подразделение, нацеленное на развитие физической культуры, возникла семь-восемь лет назад, в опасную эру ожидания военного конфликта с соседним государством. Это напряженное время породило увлечение императорской администрации всеобщим поднятием физической крепости молодого поколения, в том числе студентов. Напряженность спала, но новообразование по инерции продолжило самостоятельное существование. Ректор усмотрел в этом подразделении то место, куда можно безболезненно скинуть всех странных и неуправляемых научных сотрудников и преподавателей, которые мешали проводить нужную ему политику. Чтобы иметь повод сослать их в новоиспеченный Центр, пришлось несколько расширить его функции. Ректор и не ожидал, что несмотря на все его старания, с приходом Валентина это подразделение станет настолько эффективным. Со временем Центр обеспечения здоровья превратился в сборище чудаковатых персонажей: гениальные и удивительно трудолюбивые сотрудники были здесь равномерно перемешаны с совершенными глупцами и лентяями.

Валентину не было нужды попадать в центральный корпус. Штаб-квартира Центра обеспечения здоровья находилась в небольшом, местами обшарпанном двухэтажном здании. Западным торцом оно примыкало к овальному куполу, где располагались спортивный зал и реабилитационные помещения.

Валентин открыл скрипнувшую дверь, требующую замены, и поднялся по стертым ступенькам на второй этаж. Краска кое-где облупилась, а напольная плитка стала напоминать мозаику из-за вездесущих трещин. Финансирование по-прежнему выделялось на их Центр в последнюю очередь. А учитывая, что бюджет этого провинциального института изначально не был грандиозным, Валентину приходилось работать в условиях почти полного отсутствия средств.

В общей комнате, созданной для проведения совещаний и совместного распития чая, сидел один лишь Льюис. Перед ним стояла тарелка с бутербродами и чашка кофе. Он неспешно пережевывал нехитрый завтрак, параллельно листая толстенную книгу под названием "Неприменимость в ментальном человекомерном пространстве логики переходов Карфельда для себя-в-себе-бытия".

– Привет, Льюис, – Валентин поставил портфель на стол и завистливо уставился на аппетитные куски жирной колбасы, которые венчали бутерброды.

– Доброе утречко, Вал.

Глаза Льюиса украшали синяки, образовавшиеся от бессонной ночи. В случае этого занятного человека недостаток сна с равной вероятностью мог объясняться как масштабной пьянкой, так и чтением до утра заумного философского труда. Льюис уловил в глазах шефа голодный блеск и учтиво пододвинул тарелку с закуской ровно на полсантиметра в сторону стола Валентина.

– Не желаешь перекусить?

– Хм, я завтракал…

– Это понятно. Как же ты мог выйти из дома без приема ведра какой-нибудь размоченной недоваренной крупы? Но ты же не преминул проделать миллион отжиманий по пути, не так ли? – голос Льюиса был мягким и спокойным, чуточку гнусавым.

– Ну… Это не очень полезная пища… – Валентин страдальчески втягивал в ноздри соблазнительный аромат, сообщающий ему о том, что Льюис добавил в бутерброды толику лучка и тонко нарезанные помидоры.

– Как хочешь, – равнодушно отозвался тот.

– Ладно, один можно.

Валентин стремительно подлетел к столу своего подчиненного. Взяв тост, он поинтересовался, вспомнив их вчерашний разговор:

– Как твое свидание? Ты вроде собирался охмурить эту красотку… как ее?

– Сюзи, – спокойно кивнул Льюис, вытирая салфеткой рот и делая глоток кофе. – Я потерпел неудачу. Впрочем, этого стоило ожидать. Я занял позицию выбирающего, а не выбираемого…

Валентин усмехнулся. Он налил себе чашку кофе.

– Ты смог обнаружить ошибку?

– Это не столь трудно, когда тебе явно и однозначно указывают на нее, сопровождая это средствами эмоционального усиления выразительности, – пространно отозвался Льюис. – Но я не мог поступить иначе…

– Что же произошло? – Валентин был вконец заинтригован.

– Я отказался платить за нее в кафе.

– Такая глупая ошибка? – изумился Валентин. – Ты опять потратил все деньги на печатание своих мемуаров?

– Нет, деньги были. Я не стал оплачивать ее счет вполне осознанно. Пусть это традиция, но я не понимаю, почему любовь двух людей должна быть каким-то образом опосредована платежными средствами. Но она обвинила меня в скупости. Представляешь?

– Представляю. Льюис, ты должен хотя бы иногда напоминать себе, что не все люди игнорируют общепризнанные ценности с такой легкостью, как умеешь это делать ты, – мягко заметил Валентин.

– А что потом? – спросил Льюис, будто не слыша его. – Она попросит купить ей дом? Или потребует другой формы платежа за свою красоту? Например, написать за нее докторскую?

– Она просто возмутилась твоим отказом платить, – устало вздохнул Валентин. – Девушки не любят скряг. Надо было сразу объяснить ей, что ты свободный философ…

– Нет! – глаза Льюиса гневно сверкнули. – Никогда! Я мыслитель, ученый, странник в этом мире. Я был бы рад называться философом и относить себя к подлинным почитателям мудрости. Но в последнее время этот термин опорочили, применив его к целой научной специальности. Подумать только, они назвали группу бестолковых людей, объединенных в нее только в силу умственной слабости и неспособности к реальной работе, тем священным именем, которым издревле называли лучших титанов мысли!

Валентин только пожал плечами.

– Для этих неучей годится лишь словосочетание "философский работник", – Льюис выплюнул эту фразу с таким выражением лица, будто его вот-вот стошнит.

– Э, ну ладно-ладно, остынь. Ты хоть сделал выводы?

– Сделал, но тебе лучше о них не знать, – убежденно заявил Льюис.