Дженнифер Макмахон - Сестры ночи

– Иди сюда, я расскажу. – Эми развязала разноцветные шнурки на белых роликах. Пайпер сделала то же самое, подруги переобулись в шлепанцы и вылезли из бассейна. Лето подходило к концу, через две недели снова в школу. У обеих девочек были загорелые ноги – у Эми длинные и стройные, прямо как у девушек из танцевальной группы «Рокетс», на чье выступление Пайпер ездила с мамой в «Радио-сити-мьюзик-холл».

– Вы куда? – хмуро спросила Марго. Девчонки часто бросали ее, и ей это жутко не нравилось. Все потому, что она еще маленькая, хотя Марго делала вид, что уже совсем взрослая. Хвостики торчали из-под шлема, точно две антенны, и от этого она была похожа на сердитого жучка.

– Скоро вернемся, – сказала Эми. – Никуда не уходи.

Пайпер и Эми побежали к конторе мотеля в здании с крутой остроконечной крышей – по мощеному дворику у бассейна, сквозь трещины в котором пробивалась сорная трава, мимо сломанных шезлонгов. На окне висела табличка с красными буквами: «ЗАКРЫТО», пыльные пластиковые жалюзи были опущены. Справа к конторе примыкали номера мотеля – с первого по четырнадцатый. Номера с пятнадцатого по двадцать восьмой расположились позади, в другом здании.

Все номера теперь были наглухо закрыты, словно гробы, хотя ключи с синими бирками по-прежнему висели на металлической подставке за стойкой регистрации. Иногда девочки заходили в комнаты, в которых ничего не изменилось с тех пор, как мотель закрылся в 1971 году. Кровати были застелены коричневыми покрывалами с узором, на полу лежали выцветшие ковры бирюзового цвета, все прожженные и в застарелых пятнах непонятно от чего. Картины с желто-оранжевыми бархатцами в массивных рамах украшали стены. Старые цветные телевизоры давно продали, но остались столики из-под них, а еще комоды и тумбочки, некоторые даже с отсыревшими библиями. Мебель была вся в зазубринах и царапинах, с круглыми пятнами на поверхности – призрачными следами стаканов, из которых некогда пили жильцы. В ванных лежало упакованное мыло, хотя большинство коробок прогрызли мыши. Во всех номерах стояли пепельницы, и иногда Пайпер была готова поклясться, что вдыхает воздух 1971 года – с пылью, дымом сигарет и давно выветрившимися духами. Как привидения, если бы у тех был запах.

В комнатах начали протекать крыши, по потолкам поползли пятна от сырости и плесени, местами осыпалась штукатурка. Кое-где по-прежнему лежали спички и блокноты с логотипом мотеля «Тауэр» в виде простого рисунка величественной башни.

Бабушка Эми показывала им снимки башни в процессе строительства. Шишковатыми, пожелтевшими от никотина пальцами она водила по черно-белым фотографиям в старом альбоме.

– Муж всегда повторял, что эта башня для меня, – говорила Шарлотта. – Но мы знали правду. Он построил башню, потому что сам так решил. Хотел привлечь туристов со всего мира, которые сделали бы нас богатыми и знаменитыми.

На снимках не было ничего особенно интересного: дедушка Эми готовил сюрприз, поэтому заставил все лесами – чтобы за досками и брезентами не разглядели, чем он там занимается. Наконец, на последнем фото торжественное открытие: Кларенс Слейтер, привлекательный мужчина в костюме и шляпе, с прилизанными темными волосами и слегка косоглазый, держит за руку жену. Бабушка Шарлотта здесь молодая и красивая, совсем непохожая на неопрятную старуху, в которую она превратилась. Они стоят на фоне деревянной таблички, установленной дедом так, чтобы привлечь внимание водителей с десятого шоссе. На ней написано: «Приезжайте посмотреть на знаменитый лондонский Тауэр».

Пайпер и Эми перешагнули через обломки давно поваленной таблички, которые гнили теперь среди сорняков, окурков и оберток от гамбургеров, выброшенных из окон машин, и подошли к башне.

Заходить туда девочкам запрещалось. Бабушка говорила, что внутри опасно: стены рушатся, полы прогнили.

– Это ловушка, – повторяла бабушка Шарлотта хриплым голосом. Ее дыхание пахло кислым. – Держитесь от нее подальше. Однажды кто-нибудь провалится вниз, до самого адского дна.

Бабушка Шарлотта заботилась об Эми в отсутствие Роуз, ее матери (которой, насколько помнила Пайпер, почти никогда не было рядом. За тот год, что Пайпер дружила с Эми, она ни разу не видела Роуз). По словам Эми, у ее мамы было не все в порядке с головой. И еще она пила. Бабушка Шарлотта как-то сказала: «Моя бедная Роуз так и не оправилась после исчезновения Сильви. Некоторых потеря делает сильнее, но ее она сломила».

Сильви была тетей Эми, старшей сестрой матери. В восемнадцать лет она сбежала в Калифорнию, чтобы стать кинозвездой – так говорила Эми. Собрала чемодан и оставила прощальную записку в пишущей машинке, обещая вскоре выйти на связь. Больше о ней ничего не слышали. Полным именем подруги было Эми Сильвия – в память о пропавшей тете.

Было жалко бабушку Шарлотту, которой досталось в одиночку воспитывать такого неуправляемого ребенка, как Эми. Ее муж Кларенс умер еще до рождения внучки. Бабушка Шарлотта уверяла, что крах мотеля разбил ему сердце. «Видимо, она имеет в виду сердечный приступ», – думала Пайпер.

Шарлотта была худой, с обвисшей кожей и седеющими волосами. На подбородке у нее росли два длинных седых волоска, которые так и хотелось выдернуть. Дом всегда находился в ужасном состоянии (хотя бабушка постоянно что-то прибирала). Иногда подруги заставали Шарлотту у окна кухни: женщина смотрела вдаль отсутствующим взглядом.

– Что это она? – спрашивала Пайпер.

– Не знаю, – отвечала Эми. – Может, высматривает мою маму или Сильви. Или даже постояльцев. Она как будто ждет, что старый звонок, проведенный из конторы в дом, скоро зазвонит, хотя он сломался еще сто лет назад.

Бывало, бабушка путалась и называла внучку Сильви.

– Иди-ка сюда, Сильви, давай я заплету тебе косу.

– Я Эми, бабушка, – раздраженно отвечала подруга. Ей было неловко. – Сильви здесь нет.

– И правда, – говорила Шарлотта, расчесывая золотистые волосы внучки. – Она была хорошей девочкой. Как и ты.

Эми потянула Пайпер через сводчатый дверной проем, в прохладу и темноту башни. У Пайпер перехватило дыхание – вдруг стены сейчас рухнут? Внутри было мрачно, пахло отсыревшим цементом, гнилыми листьями и чем-то тухлым. Деревянный настил прогибался под ногами. На первом уровне не было окон, и свет проникал сюда только сквозь узкий дверной проем.

Под ногами шуршала многолетняя сухая листва. На полу валялась обертка от шоколадки «Милки Вэй» и смятая банка из-под пива. Музыка из радиоприемника, доносившаяся от самого бассейна, окутывала их туманом, но слов песни было не разобрать.

– Ты правда хочешь знать, каково это – целоваться с Джейсоном? – спросила Эми, чье лицо Пайпер едва различала в темноте.