Денис Воронков - Ночной странник

Религия в большинстве своем изжила себя. Если мы хотим двигаться вперед, с надежной, в будущее, то нужно отказаться от этого пережитка прошлого, которое разделяет народы, и провоцирует войны по сей день. Я считаю, что религией современности должна быть наука. Каждая из главенствующих сегодня религий против насилия. Они все исповедают мир и любовь. Но давайте будем реалистами. Если все люди станут образованными, то все сразу заметят, что только вместе можно идти в будущее. Даже лучше, если все примут один мировой язык.

Теперь вернемся к тому, с чего я начал. Вера видоизменяется. В сознании современных верующих вера стала лишь тем, что есть высшая сила, которая создала все. И тут речь даже не о боге, хотя иначе назвать эту силу нельзя. Если вдумываться во вселенские вопросы и теории, то однозначно возникает вопрос – как это взялось изначально? Ответа нет.

Кроме того, большинство тех, кто сегодня называет себя верующими, не читали то, во что верят. Есть даже те, кто не знает основ своей религии. И я скажу больше, половина тех, то прочитал учение своей религии в осмысленном возрасте, сразу отказался от нее. Я один из них. Да, я прямо говорю, что я атеист. Я не верю ни в одно религиозное течение. И не стоит мне говорить, что атеизм тоже религия. Это тоже самое, что сказать, что растения тоже мясо, понимаете? Бред.

Моралисты могут воскликнуть, что как же так? Религия же исповедует доброту. Есть же заповеди и прочие законы, которые наставляют людей.

На что я, смело, могу ответить. Да, все это есть в крупнейших религиях, не спорю. Только вот чем наставляет религия? Запугиванием тех, кто ее исповедует? Да и что это за человек, который ведет себя прилично и в рамках морали лишь потому, что ожидает божественного воздаяния или адского наказания? Разве так трудно понимать, что такое хорошо и что такое плохо? Я понимаю, что с течением времени данные понятия претерпели существенные изменения, то, что допускалось раньше и считалось хорошим, сегодня не допустимо. И наоборот. Конечно данные понятия лишь условность, и то, что хорошо для одного, зачастую плохо для другого. Но неужели так трудно понять самому, изменить свое мировоззрение и осознать, что каждый человек такая же ценность, как и ты сам.

Ярослав поднялся со стула и подошел к окну. Ему хотелось вдохнуть воздуха. В голове забегали десятки мыслей. Только вот высказать их все на бумаге он не мог. Для читателя это было бы через-чур. Ярослав напряженно вглядывался вдаль, желая отвлечься. В приоткрытое окно задул ветер, и Ярослав жадно его вдохнул. Буквально неделю назад он отказался от курения, поэтому воздух, казалось, разливался по легким густой влажной щекочущей массой. Ветер пронес у окна желтый шарик. Шарик пронесся быстро, словно его гнал ураган, оставив у Ярослава чувство нереальности произошедшего. Шарик, шарик…

Ярослав погрузился в воспоминания, давно забытые, но иногда всплывающие в голове. Они подобно паразитам не оставляют своего владельца, всюду преследуя его. Такие картинки возникали в голове мимолетным образом, заставляющим всколыхнуть сознание. И мы, каждый раз, с надеждой пытаемся их прогнать и забыть. И, порой кажется, что это удается сделать. Но на самом деле нет. Прогоняемые воспоминания лишь затихают, подобно бешеному псу, прячущемуся в конуре, и терпеливо ожидают возможности вцепиться.

Воспоминания повели Ярослава на два десятилетия назад, а может и больше. Сколько именно ему лет тогда было, он позабыл. В промежутке между шестью и десятью годами. Тогда он пошел на день города Кургановск. В те далекие советские времена город был почти в два раза меньше чем сейчас. Было больше ферм и округе и плотно населенные деревни, город же принадлежал тем, кто работал на горнодобывающих заводах, шахтах и местных курортах. И тогда день города был не просто очередным праздником, что следуют в календаре один за другим, а ИХ праздником. Все жители, как один, наслаждались им. Толпы людей ходили по площадям и паркам, посещали выставленные палатки, объедались угощениями и слушали живую музыку. Детей же отводили в это время на специально приготовленные детские площадки, где они слушали тамаду и играли.

Ярослав стоял один посреди площади, усеянной народом. Куда делись родители, он не знал. Толпы людей вокруг, все смеются, радуются. Музыка концерта сливается в один шум с голосами, криками и хохотом. Тогда Ярослав кричит что есть мочи отца и маму. Но они не слышат его. Его никто не слышит, все слишком заворожены происходящей вакханалией. И тогда Ярослав заплакал. Слезы посыпались из глаз подобно ручейку, и только тогда к нему подошла женщина. Он взглянул на нее, на миг перестав рыдать. На него смотрела полная женщина, в длинном желтом платье и черной кожаной куртке. Ее каштановые волосы спадали ей до живота. Женщина нагнулась к нему и спросила в чем дело. Но он в страхе отшатнулся от нее и заплакал громче. Его напугали ее зеленые глаза и усеянное веснушками лицо. Его отец с детства пугал его, говоря, что веснушки признак ведьмы, и что если он встретит кого с ними, то непременно должен убегать. Разумеется, повзрослев, Ярослав понял, что это были лишь страшилки отца, чтобы тот был послушней. Да и хитрая улыбка отца бросалась в глаза.

Ярослав бросился прочь от женщины и оказался в самой гуще толпы. Нигде нет мамы. Все практически в одинаковой одежде. Те же кожаные куртки, брюки, платья и рубашки. Толпа начала обретать единый облик. От страха Ярославу начало казаться, что люди перед ним лишь тени. Несуществующие призраки, чье существование не может подтвердить никто.

– Не плачь сынок.

Крепкие мужские руки обхватили Ярослава. Он сразу обрадовался, ведь голос был такой знакомый, как и запах мужчины. Взглянув, Ярослав сразу признал отца, который улыбался, смотря на сына.

– Ну, что ты, сынок. Все хорошо. Не плачь.

Тогда отец повел его на игровую площадку. Ее расположили слева от сцены. Сама площадка представляла что-то вроде загона. Ее огородили металлическим забором. Переносная ограда, чтобы собрать и разобрать, когда понадобиться, красного цвета, в духе коммунизма. Ничего примечательного, толстые закругленные трубки, приваренные друг к другу. Ограда закрывала площадку с трех сторон. А четвертой стеной служила сцена. Она была закрыта сзади и по бокам металлическими стенами, защищающими от ветра. Стены сцены представляли из себя все те же трубки, только к ним еще приварили металлические листы. Все покрасили в красный цвет. Получилась массивная конструкция, возвышающаяся на три метра от земли.

Сцена была очень просторной, даже самой большой из всех сцен, когда-либо поставленных в Кургановске. На ней водрузили колонки, микрофон и толпу женщин, разодетых в старорусские костюмы и поющих хор. Разнообразные цветные кафтаны и платья, шапки и платки. Все это видели зрители, столпившиеся на площади. Даже был мужчина в кафтане, трико и лаптях, держащий гармонь. Он ухитрялся приседать и играть. На смену старорусскому хору пришел армейский ансамбль. Двадцать мужчин, разодетых в военную форму того времени запели патриотические песни…