Андрей Хорошавин - Четыре страшных повести. Сборник

Через месяц, во время кладки стен, бадьёй с раствором сбило со стены каменщика. Мужик остался жив, но его увезли в больницу с множественными ушибами и переломом. Потом получил серьёзную электро травму электрик. Потом при разгрузке утеплителя, грузчика едва не растёрло между стеной и бортом грузовика. Отделался переломами рёбер.

Предписания и предупреждения сыпались одно, за другим. Спасало только то, что программа расселения ветхого жилья, была на контроле у губернатора области.

Потом пришёл увольняться сторож.

– Ты то, чего?!

– Ты, начальник, или ружо давай, или сам сторожи.

– Рожай уже!!

– Тут по ночам, творится всякая гадость.

– Чего ещё?!

– Намедни слышу, шастаить кто—то. Не то пыхтит, не то вздыхает. Выхожу – чуть не обделался. Стоит голая баба, светится и вздыхает. А то, по ночам в дому, то свет, то шаги. И всё охи да вздохи.

– Мне, только вот, этого, блядь, тут и не хватало. Иди отсюда, проспись. Да, что за напасть! – Кричал Семён, выгнав сторожа. – Пропастина какая—то! Место тут проклятое, что ли?! Кому я, что сделал?!

Ружьё он, конечно, сторожу не дал, но привёл собаку, и выделил деньги на кормление. Тот затих.

Потом привёз священника. Батюшка помахал кадилом, побрызгал святой водой, взял деньги и уехал. Но ничего не изменилось.

К моменту сдачи дома насчитывалось более двадцати несчастных случаев. Семён сменил двух прорабов, но это тоже ничего не изменило. Народ роптал, но работал. Пойди, найди работу в посёлке.

Кое—как уложились в сроки сдачи первого дома. На этот раз митинг всё—таки состоялся. Даже губернатор области приехал. Жильцам торжественно вручили ключи от квартир. Пожелали всего хорошего. Снова батюшка махал кадилом и брызгал всех подряд святой водой. Через час разошлись. На другой день началось заселение. Когда все квартиры были заселены, и жизнь в доме потекла размеренно, Семён выгнал из кухни детей и жену, надрался водки и уснул прямо за столом со слезами облегчения и радости на глазах.

За окнами грузовика мелькали дома и магазины посёлка, отвороты и переулки. В приоткрытое окно кабины влетал тёплый июльский ветерок. Владимир Тимофеевич уверенно правил автомобилем, удерживая руль левой рукой, а правой он обнимал жену. Сегодня, наконец—то, они переезжают. Они покидали старый, надоевший за двадцать лет жизни деревянный барак, построенный ещё во времена царя гороха. Решением жилищной комиссии дом был признан ветхим и подлежал сносу, и вот теперь они вселятся, в новую квартиру.

Вот площадь, вокзал, вот школа в которой он проучился десять лет. Теперь нужно свернуть налево. Перед поворотом его взгляд скользнул по остову, уже развалившегося частного дома. Крыша разобрана. Огород запущен. В окнах нет стёкол, а кое—где и рам. На углу, повиснув на одном гвозде, чудом уцелела табличка с номером шестьдесят восемь. Руль чуть дрогнул. Грузовик вильнул в сторону разделительной полосы, но Владимир Тимофеевич выровнял его. Жена взглянула с тревогой.

– Так. Что—то сердце кольнуло. От радости, наверное.

Свернули к дороге. Вот она, мечта всей жизни. Трёхэтажный, только что отстроенный дом. Второй подъезд. Правда, квартира на первом этаже, но это ничего. Главное, что квартира новая, просторная три комнаты, большая кухня, раздельный санузел и балкон. Да балкон. Не смотря на то, что первый этаж, балкон всё равно установили. Большой и застеклённый снаружи. А под балконом прекрасное место для стоянки грузовика. Всё на виду.

Разгружались и заселялись до вечера. Мебель и вещи пока бросали без порядку. Потом расставим. Главное вселиться. К вечеру оба валились с ног, но усталость эта была приятной.

Пока жена возилась на кухне с ужином, он вышел на заваленный узлами балкон. Сдвинул створку в сторону и выглянул наружу. Ветер стих. Листья тополей едва колыхались. За тополями он снова увидел остов заброшенного дома и долго смотрел на его почерневшие от времени бревенчатые стены, на окна с растрескавшимися стёклами.

В памяти всплыло всё, до мельчайших подробностей. Её белое пышное тело на розовом, обшитом рюшами покрывале. Размётанные по подушке волосы. Её испуганные тускнеющие глаза и отвисшая челюсть. По спине пробежал холодок. Он тряхнул головой и ушёл внутрь.

Поужинали и улеглись пораньше. Диван стоял посреди зала, а вокруг него в беспорядке возвышались шкафы мебельной стенки. Окна ещё без штор, потому отблески луны ложились на пол и разбросанные по нему вещи.

– Слушай, Володь? – Жена прижалась к его плечу. – Серёжка из армии вернётся, вот обрадуется. У Юльки теперь своя комната будет. Представляешь, приедет из лагеря, а тут комната своя. – Она глубоко вздохнула и сильнее прижалась к тёплому плечу мужа. Но он не ответил. Она подняла глаза. Муж уже засыпал, уставший за день. Глаза жены блестели в ночи, на лице счастливая улыбка. Вскоре уснула и она.

Разбудил их шум и ещё какой—то звук, спросонья не понять. Владимир Тимофеевич вскочил и прислушался.

– Как будто ветер шумит. – Жена испуганно смотрела на него. – Он встал и прошёл в комнату с балконом. Застеклённая балконная дверь была распахнута настежь, а во всю длину стеклоблока из угла в угол тянулась трещина.

– Ах, что б тебя. Теперь придётся блок менять.

Наступая в темноте на узлы, он пробрался к открытой створке балконного остекления. Снаружи шумела листва, раскачивались макушки тополей. Луна тускло просвечивала между наплывающих туч. Его лицо обдало потоком воздуха. Он непроизвольно бросил взгляд в сторону заброшенного дома, и ему показалось, что…. Нет, просто показалось. «Наверное, с утра дождь врежет. Хорошо, что сегодня всё успели». Захотелось курить. Он задвинул створку, запер балконную дверь и вернулся в постель к жене.

– Что там?

– Да балкон не закрыл. Дверь ветром и распахнуло. Стекло треснуло.

– Ну, надо же?

– Ладно, спи, заменю в выходные.

Она появилась из светящейся дымки. Голая и посеребрённая лунным светом. Она стояла, с укором смотрела на него и качала головой. В руках она держала одежду.

– Что же ты Володя не одел меня. Я так замёрзла.

Запищал будильник. Он открыл глаза. Жены уже рядом не было. Из кухни доносился шум кипящего чайника, и запах яичницы с колбасой и луком. Голова была тяжёлой. Он не выспался.

Но вскоре настроение опять вернулось к нему. Он принял душ. Какое блаженство. Теперь это можно делать хоть по десять раз на дню. В ванной всё блестело и радовало глаз. Горячий чай и яичница, окончательно развеяли воспоминания о прошлом.

Пропустив на перекрёстке группу школьников, он весело просигналил им и дал газу. Вывернув на главную улицу, он бросил взгляд на остов заброшенного дома. Таблички с номером шестьдесят восемь уже не было. Солнце отразилось на осколках разбитых окон, и ему показалось, что за стеклом крайнего справа окна мелькнуло бледное лицо. Руль дёрнулся в его руках. Сердце застучало сильнее.