Елена Арсеньева - Любовь колдуна

На всякий случай.

Пройдя еще немного по Садовому кольцу, увидели сидящего на раскладной трости седого человека в поношенной «тройке» и потертых штиблетах. Рядом на земле стояла жестянка от монпасье фабрики Жукова (все называли эти конфеты лампасейками). В ней лежало несколько гривенников и двугривенных.

– Гадаю по ладони, предсказываю будущее, – пробормотал седой, когда сцепившиеся под ручку веселые Маша и Готлиб и угрюмо молчавшие мальчики миновали его.

Вальтер так и замер!

– Хиромантия? – спросил он возбужденно. – Вы в самом деле знаете хиромантию?

Оказалось, Вальтер довольно бойко болтал по-русски, хотя смешно выговаривал слова.

Седой поднял голову, и стало видно, что не так уж он и стар, даром что волосы поседели.

– Я профессор хиромантии, – важно сообщил он. – Удивительно, что вам это слово знакомо! Каким же образом?

– Мой отец этим увлекается, – ответил Вальтер. – У него есть разные книги: по хиромантии, магии, ясновидению, гипнозу…

– Приятно поговорить с образованным молодым человеком! – воскликнул седой. – Извольте вашу ладонь; потом погадаю и прочим – по гривеннику за исследование.

Вальтер умоляюще взглянул на Готлиба – тот кивнул и швырнул в жестянку гривенник.

Вальтер быстро протянул руку, и седой взял ее, расправил пальцы, всмотрелся в ладонь.

– Ого, – сказал он, чуть хмурясь, – длинный большой палец указывает на вашу непреклонную волю. Холмы Юпитера, Солнца, Сатурна плоские – вы равнодушны к искусству. Ваша жизнь будет очень долгой, но вторую половину ее чрезвычайно омрачат поиски детей.

– Каких детей? – изумился Вальтер.

– Чужих, – ответил седой, внимательно вглядываясь в него. – На вашей шее намечена морщина порока… она говорит о склонности к жестокости, готовности пойти на все ради своей цели. Не хотел бы я встретиться с вами в ваши зрелые годы!

Вальтер стоял как окаменелый. Рука его, которую выпустил седой, безвольно упала.

– Теперь вы, юноша, – с улыбкой повернулся седой к Грозе, и тот робко протянул ладонь. – Так… интересно, очень интересно! Вас ждет невероятная судьба! Вы достигнете огромного могущества, станете primo inter pares…

– Чего?! – возопил перепуганный Гроза.

– Первым среди равных, это по-латыни, – небрежно пояснил седой и продолжил: – Однако вы попадете в зависимость от очень жестоких людей. Вы обретете счастье в любви, у вас будет двое детей, но вы погибнете в расцвете сил, не дожив и до сорока. Вас убьют люди в черном.

– В черном? – фыркнул Готлиб. – Вы по ладони можете видеть цвет их одежды?

Седой, не ответив, выпустил запястье Грозы, цепко ухватил руки Готлиба и Маши и потянул к себе.

Молодые люди рванулись было прочь, но седой уже успел бросить мгновенные взгляды на их ладони и тотчас выпустил их. Лицо его омрачилось.

– Идите, – буркнул он. – Не буду я вам гадать. В один день умрете, только и скажу.

– Das ist wunderbar! Это прекрасно! – обрадовался Голиб. – В один день умерли мои дедушка и бабушка. Они крепко любили друг друга.

– Дедушка и бабушка ваши стариками небось были к тому времени, – вздохнул хиромант и отвернулся.

– Пойдемте, – пробормотала Маша. – Мне как-то страшно стало!

– Ничего, Марихен, – успокоил Готлиб, беря ее под руку и бросая в жестянку полтинник.

– Это вас не спасет, – уныло прокаркал вслед седой.

В первые минуты все почти бежали, так хотелось оказаться от него как можно дальше! Потом Маша устала, и Готлиб пошел тише; мальчики тоже замедлили ход.

– Вообще хиромантия – ерунда, – пренебрежительно проговорил Вальтер. – Мой отец ее изучает, но не очень в нее верит. Он верит только в гипноз.

– А это что еще такое? – удивился Гроза.

– Гипноз, – важно ответил Вальтер, – это такая штука, с помощью которой человека можно загипнотизировать.

– Чего?!

– Загипнотизировать – это значит посмотреть на человека, усыпить его и заставить что-то сделать. Не говоря ни слова, понимаешь? – начал объяснять Вальтер.

– Нет, – растерялся Гроза. – А ну, покажь!

Вальтер нахмурился и принялся сверлить Грозу напряженным взглядом своих черных глаз, беззвучно шевеля губами.

– Да не слышу я ничего, ты погромче скажи! – воскликнул наконец Гроза.

– Я вообще ничего не должен говорить! – рассердился Вальтер. – Я должен усыпить тебя взглядом и отдать приказ!

– Как же ты меня усыпишь, если мне спать неохота? – удивился Гроза.

– Так положено, – развел руками Вальтер.

– Ну ладно, усыпляй и приказывай! – согласился Гроза.

Снова нахмуренные брови, снова сверлящий взгляд…

Снова неудача.

– Ты для гипноза не пригоден! – заявил Вальтер.

– А давай-ка я теперь попробую! – разохотился Гроза.

– У тебя не получится, – отрезал Вальтер.

– Это еще почему?!

– У тебя глаза серые, а все гипнотизеры – черноглазые… – начал было Вальтер, но испуганно умолк: вдруг повалила им навстречу толпа с криками:

– Медведица сбежала! Спасайтесь, православные!

Среди людей мчалась большая медведица, смертельно испуганная криками и тычками, которыми награждали ее особо смелые из беглецов. Наконец это ей надоело, она испустила такой разъяренный рык, что людей словно ветром раздуло по сторонам, а перед ней остались только Готлиб с Машей да прижавшиеся к ним мальчики.

Маша толкнула племянника к себе за спину, а Вальтер метнулся вперед и с криком:

– Я ее загипнотизирую! – уставился на медведицу.

Какой-то миг мальчик и зверь сверлили друг друга глазами, потом медведица встала на задние лапы и пошла на Вальтера, тихо, сдавленно, ненавидяще рыча.

Вальтер в ужасе зажмурился, медведица пала на все четыре лапы и приготовилась броситься на него, как вдруг Гроза выскочил из-за Машиных юбок и пошел на зверя – бледный, совершенно спокойный, глядя на медведицу своими серыми глазами так, словно смотрел сквозь нее.

Вальтер пронзительно взвизгнул.

Медведица замерла, попятилась, не удержалась на лапах и нелепо завалилась на задницу, а потом вдруг повернулась, опустила голову и с воем кинулась к воротам зоопарка, откуда уже выбегали дрессировщик с кнутом и сторожа с веревками. Вязать медведицу, впрочем, не понадобилось: она рысцой промчалась к своей клетке, вбежала туда и легла на пол, уткнув морду в лапы и громко завывая, словно от боли.

Маша еле успела подхватить племянника, который вдруг начал падать, закатывая глаза.

– Чуток не погиб мальчонка! – возбужденно крикнул кто-то рядом. – Куда только полез, дуралей такой? Кабы тот, другой, не завизжал истошным голосом, конец бы ему. А так – перепугалась медведица, вот и убежала.

Люди кругом шумели, кричали, отходя от страха.

Готлиб крикнул извозчика, сунул на сиденье бесчувственного Грозу, помог сесть Маше, кое-как устроился рядом, прижимая к себе дрожащего Вальтера, и велел ехать на Арбат, где жила Маша. Все были так потрясены, что не произносили ни слова.