Виктор Точинов - Пасть: Пасть. Логово. Стая (сборник)

И тут же он позабыл и про давящий взгляд и про вроде замеченное движение – на дорожке за кустами снова раздались голоса, снова шли люди.

Пожар, поджог и рюкзак, полный убийственных улик, не играли уже никакой роли, и Олег закричал с отчаянной надеждой:

– Эй!!! Помогите!!! – он хотел крикнуть, что это не шутка, что он не пьян, что у него сломана нога, но распухшее горло отказывалось повиноваться, вместо громкого крика раздавались слабые шипящие и свистящие звуки.

А люди приближались – смех, громкий спор о том, успеют или нет проскочить парк до очередной порции дождя.

Он торопливо выпутывался из лямок насквозь промокшего рюкзака – потревоженная нога ответила вспышкой боли; рванул клапан, выхватил «тозовку», откинул приклад и нажал на спуск. Не последовало ничего: ни выстрела, ни щелчка бойка, он давил и давил на неподвижный спусковой крючок… Наконец Олег сообразил, что ружье стоит на предохранителе, – и толкнул вперед скользящую под мокрым пальцем кнопку.

Невидимые прохожие тем временем миновали самую ближнюю к нему точку аллеи – голоса слышались глуше, медленно удаляясь.

Он вновь дернул спуск – щелчок… осечка? – нет, спустя короткую паузу из дула неохотно вырвался клуб дыма, выплюнутые пыжи и дробь рассыпались в трех шагах от Олега. Хлопок прозвучал слабее звука, с каким вылетает пробка из бутылки шампанского.

Патроны промокли, сразу понял он, но отчаянно передернул затвор и опять попытался выстрелить – и второй, и последний третий патрон не дали даже такого слабого эффекта – боек впустую бил по капсюлям.

Он ещё раз попытался крикнуть вслед слабеющим голосам, но никто не обратил внимания и не обернулся на бессильные звуки, похожие на поскуливание умирающего животного.

Руки дрожали, ходили ходуном, когда он разрезал камуфляжную штанину обломком охотничьего ножа.

Снятый с ружья ремень был захлестнут тугой петлей ниже колена – пережать, остановить поток крови. Отодвинув в сторону лохмотья штанов, он смотрел на опухшее, почерневшее место перелома.

Не мог начать задуманное – и уговаривал, убеждал сам себя: «…Больше по парку никто не пройдет… на ночь глядя и по глухому углу… патронов нет… еще одну ночь не выдержать… остается последний выход… Волчий выход… так попавшие в капкан серые разбойники отгрызают лапу – и уходят… хромые, но свободные…»

Обломок ножа, подрагивая, приблизился к почерневшей коже, скользнул по ней – оставив не разрез, даже не царапину – небольшую, не закровоточившую вмятинку…

Он стиснул зубы и нажал сильнее. Струйка черно-красной крови побежала вниз. Боль не ощущалась – но темнота, затаившаяся где-то на периферии зрения, рванулась к центру, застилая и судорожно стиснутый в руке нож, и сочащуюся кровью ранку; собралась, сгустилась – и поглотила все и вся.

Вид крови – до дурноты, до обморока – Олег не выносил с детства…

Когда стемнело, пошел обещанный синоптиками снег. Мокрые хлопья падали на ветви кустов и деревьев, на пожухлую траву, таяли в лужах. Таяли на запрокинутом лице Олега – он никак не реагировал. Его уже здесь не было.

Олег шел по цветущему, благоухающему тысячей пряных запахов берегу – зеленому берегу Кузьминки. Долина казалась громадной, откосы берегов уходили куда-то вдаль и вверх – их сплошь покрывало цветущее, не тронутое косой разнотравье. Огромные соцветия сияли неправдоподобно яркими красками, но не резали глаза, как не резало их жаркое, стоящее почти в зените летнее солнце. Бабочка – большая, с небывалым тропическим узором – бесшумно, почти нечувствительно села на его загорелое предплечье – и замерла, развернув во всей красе крылья. Олег ласково на нее дунул – лети, лети, мне надо спешить… Надо спешить – впереди, в нескольких шагах, шла Танька, та самая, первая его девушка, шла в босоножках, в простеньком ситцевом летнем платьице и почему-то казалась слишком высокой; он должен был догнать ее, вроде неспешно шагающую, – и никак не мог… Ноги вязли в зеленом сплетении стеблей, он опустил глаза и увидел застиранные шорты, исцарапанные загорелые коленки и детские сандалики с вырезанными носками. Я опять маленький, подумал он без всякого удивления, но тут же понял, что все не так, на самом деле все иначе, что на самом деле он только что открыл простую и удивительную вещь, даже не открыл, а вспомнил истину, известную когда-то всем, и всеми же в свое время прочно позабытую: в детстве мы не растем – просто мир вокруг нас уменьшается… Теперь мир снова стал громадным и ярким, он звал и манил, надо было спешить, он догонит Таньку, она возьмет его за руку и за ближним поворотом покажется его дом – пахнущий свежим деревом и сосновой смолой, а не запустением и плесенью, не злым дымом пожарища… Там его любят, там его ждут, дядька отложит дымарь и радостно закричит: «Сынок приехал!», он всегда зовет племянника сынком, и пчелы будут басовито гудеть вокруг, когда Олег побежит вверх по косогору, поднырнув в лаз под кустами сирени… Слезы радости туманили глаза и он спешил, спешил через долину, которая никак не кончалась…

Ближе к полуночи крепчающий ветер разогнал, разорвал тучи, белесая полная луна покрыла землю кривыми, уродливыми черными тенями. Снег продолжал непонятно откуда падать – но не искрился под луной, как искрятся безумной красоты хороводы снежинок в морозном январском небе – падал наклонно и казался в лунном свете грязно-серым.

И тогда пришел тот, на кого был поставлен капкан.

Полуоторванный лист жести на окне сторожки не издал ни скрипа, ни скрежета, когда черная тень скользнула наружу и медленно, беззвучно двинулась вперед. Она, тень, будь у этой сцены зритель, казалась бы призрачно-бесплотной и в тоже время массивной и мощной. Над Олегом тень задержалась на мгновение – и исчезла, растаяла в ночи. Ее привлекали живые…

Снег падал и падал, цепь исчезла под ним, плаха постепенно превращалась в холмик снега. Снег еще таял на лице Олега – но все медленней, медленней, медленней…

Утром, впрочем, опять все растаяло – до зимы оставался ровно месяц.

– Объявилась конкурирующая фирма. «Отец Федор и сыновья», – с такими словами Капитан опустил на генеральский стол звякнувший металлом сверток.

– Что это? – Вопрос прозвучал неприязненно, Генерал не оценил шутку и не притронулся к свертку.

Капитан не смутился, разорвал бумагу, явив пред очи начальства увесистую стальную конструкцию.

– Что это? – еще более неприязненно повторил Генерал.

– Капкан. По характеристикам приблизительно соответствует фабричному N8 – тот применяется исключительно на медведей. А этот самодельный – так что может и не фирма, а конкурент-одиночка.