Татьяна Корсакова - Вранова погоня

– Спасибо! – Мужик в костюме уже тряс Никитову руку, левый глаз его нервно дергался. – Я же правильно понял, с Милочкой все будет хорошо?

– Милочка будет жить и, скорее всего, со временем полностью оправится.

– Слышите?! Слышите, Максим Дмитриевич! – Одной рукой главврач продолжал поддерживать мать, а второй успокаивающе хлопал отца по плечу. – Я же вам говорил! Я же говорил, что у Никиты Андреевича золотые руки, что он лучший в области!

– Я хочу ее видеть… – Женщина снова рвалась к Никите. – Доктор, можем мы ее увидеть?

– Не сейчас.

– Я потом провожу вас в реанимацию, – пообещал главврач.

– Спасибо, – снова повторил мужчина в костюме. – Я мэр… мэр этого города. Милочка – моя дочь.

– Очень приятно. – Ему не было приятно, ему хотелось ледяной минералки и на волю.

– Я могу как-то отблагодарить? Сделать хоть что-нибудь?

Обычно на такие вопросы Никита отвечал – нет, но сейчас задумался.

– Можете, – сказал и снова глянул на бутылку с минералкой. – Купите больнице кондиционеры. В операционной – настоящая сауна.

Все-таки он не выдержал, отобрал у главврача бутылку. Вода была такой холодной, что аж сводило зубы. Хорошо! Просто замечательно!

– Сколько? – спросил мэр. – Сколько нужно кондиционеров?

– А я вам все подсчитаю! Я вам потом заявку напишу, Максим Дмитриевич! – Главврач бросил на Никиту полный искренней благодарности взгляд. Вот и еще одного осчастливил. Какой удачный день. – Нам ведь не только в операционной, у нас и в отделении интенсивной терапии с этим делом беда…

Он еще что-то говорил, но Никита его не слышал. То отхлебывая из запотевшей бутылки, то прикладывая ее ко лбу, он брел по гулкому коридору в сторону выхода.

На улице было так же жарко, как и внутри, но здесь хотя бы дул ветерок. Никита уселся на скамейку под старой яблоней, посмотрел на пыльно-голубое небо сквозь кружево листвы. Все-таки жизнь – классная штука! Особенно вот в такие моменты, когда не пополнился страшный счет, когда отыграл у Костлявой еще одну жизнь. Он мог бы просидеть так еще очень долго, если бы не деликатное покашливание. Пришлось вернуться с неба на грешную землю, взглянуть на стоящего прямо перед скамейкой мужчину. Он, как и мэр, был одет в деловой костюм, вот только дешевый и вышедший из моды. В одной руке он держал обшарпанный портфель, а второй поправлял узел фисташкового цвета галстука.

– Чем могу помочь? – спросил Никита. К нему часто обращались люди. Иногда сами пациенты, иногда их родственники. К этому он давно привык.

– Можете! – радостно закивал мужчина. – Очень даже можете, Никита Андреевич! Позвольте представиться, – он протянул Никите ладонь для рукопожатия, – Никопольский Яков Исаакович, адвокат!

– У вас какие-то проблемы? – Выглядел адвокат Никопольский хоть и потрепанным жизнью, но вполне здоровым. По крайней мере, на первый взгляд.

– Нет, что вы! – Адвокат сплюнул через левое плечо и для пущей надежности постучал по стволу яблони. – Я здесь потому, что у моего клиента есть к вам деловое предложение.

– Ваш клиент болен? – Никита вздохнул. Через личного адвоката к нему еще ни разу не обращались. Это что-то новенькое.

– Боже упаси! В полном здравии!

– Тогда я не понимаю. – Никита встал. Этот беспредметный разговор начал его утомлять. – Чем я могу помочь вам или вашему клиенту?

– Вы можете помочь человеку, в котором заинтересован мой клиент. – Тон адвоката Никопольского моментально изменился, сделался сухим и официальным.

– Он болен, этот ваш человек?

– Очень.

– Хорошо, в таком случае привозите его завтра в клинику. – Никита попытался обойти Никопольского, но не получилось.

– К сожалению, это совершенно невозможно. Пациент нетранспортабелен.

– Он сейчас в больнице?

– Не думаю. Я даже почти уверен, что нет.

– Вы отнимаете мое время. – Никита начал заводиться. В любом деле нужна конкретика, а не вот такие загадки. К тому же о сути проблемы он уже начал догадываться. – Я не лечу огнестрелы на дому.

– Это не огнестрел, Никита Андреевич, речь совсем об иной патологии. Вы должны поехать со мной.

– У вас есть ровно одна минута, чтобы убедить меня.

– Мне понадобится всего пару секунд. – Из своего портфеля Никопольский достал тонкую пластиковую папку, протянул Никите. – Речь идет вот об этом человеке.

Содержимое папки Никита изучил быстро, аккуратно сложил ксерокопии документов и выписок, одним махом допил минералку.

– Так вы готовы поехать со мной? – спросил Никопольский, пряча папку обратно в портфель.

Никите так хотелось сказать «нет», что аж заломило в висках. Однажды он уже попытался помочь, и получилось не слишком хорошо. Отвратительно получилось. До сих пор тошно вспоминать.

– Это ваш шанс, доктор. – Никопольский был значительно ниже его ростом, но у него каким-то странным образом получалось смотреть Никите прямо в глаза. – Мы едем?

– Едем. – Пустую бутыль из-под минералки он смял, зашвырнул в урну. – Мне только нужно переодеться.

– Жду вас в машине. – Никопольский кивнул в сторону припаркованного у приемного покоя представительского «Мерседеса». – Вы приняли правильное решение.

– Очень в этом сомневаюсь, – проворчал Никита в спину удаляющемуся адвокату.

Это было уютное кладбище. Если слово «уютное» вообще подходит к кладбищу. Семен Михайлович знал, что Валюша одобрила бы его выбор. Если бы у нее была такая возможность, если бы она не ушла от него чуть меньше года назад. Но Валюша ушла, сгорела так стремительно и так неотвратимо, что даже Семен Михайлович, человек, умеющий решать любые проблемы, не сумел ничего поделать.

А он старался! Видит бог, как он старался! Как метался по врачам и клиникам в поисках панацеи для Валюши. Вот только не нашлось панацеи. Увы… Единственное, что он смог сделать для любимой жены, это найти вот это чудесное место. Светлое, тихое, на холме, с которого видны и небо, и извилистая пойма реки, и заливные луга. И нет вокруг пафосных гранитных надгробий и мраморных саркофагов, как это нынче принято в городах. Вокруг аккуратные могилки в кружевных оградах, украшенные живыми цветами, а не мертвым пластиком, с деревянными лавочками, чтобы можно было вот так, как Семен Михайлович, посидеть, поговорить. Это такое удивительное место, где истерзанной душе кажется, что на ее мольбы отвечают и те, кого с нами больше нет, все слышат, все понимают.

– Я сделаю все, что смогу, Валюша. – Семен Михайлович растерянно повертел в руках букет полевых цветов, аккуратно пристроил его на могиле рядом с крестом. – Мне теперь больше нечего терять, ты же знаешь.

От реки подул легкий ветерок, ласково взъерошил редкие волосы Семена Михайловича, словно любимая Валюша погладила. Вот так она его и гладила раньше, когда хотела отговорить от очередной авантюры. Валюша всегда считала его авантюристом и втайне этим гордилась. У всех жен мужья как мужья, а ее Сема такое может придумать, такое сотворить! Вот она была беременна Антошкой, и так ей захотелось свежего щавеля, что хоть плачь. А на дворе зима! Ананасы есть, мандарины есть, кокосы можно отыскать, даже консервированный щавель у бабулек на рынке купить, а свежий – это ж как подснежники в декабре! А Сема нашел! Ушел из дома на два часа, а вернулся с полным пакетом щавеля – ярко-зеленого, сочного, словно только что с грядки! Семена Михайловича всегда умиляла эта ее способность радоваться таким простым вещам. Он бы, наверное, смог ей луну с неба достать, а она попросила щавель. Еще и смущалась из-за этой своей глупой прихоти, отговаривала его идти в декабрьскую метель на поиски.