Андрей Ерпылев - Осколок империи

– А-а-а! Агафангел Лукич! – изобразил Еланцев радушие при виде уже знакомого ему старца, местного старосты, размещавшего отряд на постой. – Чем обязан?

– По делу я к тебе, барин, – стрельнул едва различимым из-под лохматой седой брови выцветшим глазом на есаула старик.

– Ну и говори. От господина Коренных у меня секретов нет. Да ты присаживайся, милейший!

– Слыхал я, барин, – начал староста, угнездившись на подставленном ему казаком табурете, – что биться с супостатом вы тут собрались.

– Да, собрались, – кивнул головой, построжев разом, Владимир Леонидович. – И если ты пришел нас отговаривать, то сразу предупреждаю: напрасный труд.

– Разве вас отговоришь… – вздохнул старик, мерно оглаживая коричневой и узловатой, словно древесное корневище, ладонью сивую окладистую бороду. – Вам смертоубийство, что нам косьба…

– Ты бы придержал язык, старый! – подал голос есаул, и рука его привычно метнулась к рукояти отсутствующей шашки, мирно сейчас лежащей на подоконнике в обмотанных портупеей ножнах. – Не ровен час…

– Оставьте, – остановил его Еланцев. – Зачем же ты тут тогда, старик?

– Я так смекнул, что биться-то вы затеяли от отчаяния, – хитро прищурил глаз лесовик. – Мол, деваться-то все одно некуда. А раз так, то и жизнь немила, а? Угадал?

– В общих чертах, – не смог не признать правоты аборигена офицер.

– А если бы было куда податься, то и биться б не стали? Верно?

– Слушай, старик! – снова не выдержал Алексей. – Шел бы ты со своим допросом, а? Я тебе и адрес укажу, чтоб ты не заплутал ненароком по темному-то времени.

– Соплив ты больно, паря, адреса указывать, – набычился старец. – Я, вон, вообще не с тобой, а с барином разговариваю.

– Да, – терпеливо сказал полковник, дав знак ершистому есаулу успокоиться и не задирать старца. – Если бы было куда уйти, мы бы ушли. Но, увы! – он развел руками. – В пяти верстах отсюда – красные, на флангах… по бокам то есть и позади – болото. Значит, придется вам потерпеть.

– Есть тропа, – буркнул старик, недобро косясь на разозлившего его казака. – Коли надо, так я вас выведу.

– Куда выведешь? – подскочил есаул. – До самой Кирсановки болото!..

– А до нее – восемьдесят семь верст, – безрадостно закончил за него Еланцев. – Бродов такой протяженности не бывает.

– А вы откель знаете?

– На карте обозначено, – ткнул пальцем в развернутый на столе лист бумаги Владимир Леонидович.

– Врет все ваша карта. Болото идет дугой – это верно, спорить не буду. Но никаких восьмидесяти верст в нем нет. Восьми и то не наберется.

– Как это карта врет?

– А так. Приезжал к нам барин один вроде тебя до войны еще. Тоже в мундире, только не таком, как у тебя. Без погон. Ну, это, обмерять все да на бумагу заносить. А как добрался он до нас, так и запил. Два месяца кряду и прокуролесил. Самогонка ему, вишь, наша приглянулась. Чистый бальзам, говорил, нектар небесный. Ам… Ам…

– Амброзия? – улыбнулся Еланцев.

– Во! Она самая! – обрадовался старец. – И баб наших с девками плясать учил, и сам голышом при луне скакал, прости Господи… А под конец больше чертей гонял. Так что болото это так, для виду начеркал, как придется. Чтобы перед начальством отчитаться. Я ему так и эдак: неправда, мол, ваша, барин, а он мне: «Сойдет и так, Лукич. Все равно до ваших мест еще лет сто никто не доберется». Ци… Цивизацию какую-то поминал.

– Цивилизация?

– Может, и она, – равнодушно пожал плечами Лукич. – А нам ее и на дух не надо. Девка какая-нибудь паскудная небось, а?

– Вроде того.

– Во! И я про то же. Так что ерунду тот барин на своей бумаге намалевал. Неправду.

– И в каком году это было? – недоверчиво взглянул на разговорившегося старика Еланцев.

– В каком? Дай подумать… Так, Митька в том годе женился, Алевтина, Егоршина сноха, померла… В девятьсот восьмом это было! Аккурат на Троицу.

Владимир Леонидович перевернул карту и на желтоватом поле прочел: «Императорская комиссия… 1909 год».

«Смотри-ка, – удивился он. – Сходится. Может, не врет старый леший?»

– Ну-ка, – заявил он вслух. – Начерти на карте.

– Э, нет! – отодвинулся абориген вместе с табуретом от протянутого красно-синего штабного карандаша, будто от ядовитой змеи. – На карте я не могу… Не обучены мы. Я так могу, живьем.

– Глубоко там?.. Лошади пройдут?.. А телеги?.. – насел он на старосту с расспросами, оставаясь внешне сдержанно-деловитым, хотя в душе у него все пело: «Не подвела, не подвела Фортуна! Ты все еще счастливчик, Володя…»

Красные подошли к деревне, когда солнце уже начало клониться к западу.

– Я вас не понимаю, товарищ Чернобров, – недовольно поблескивая круглыми стеклышками очков, выговаривал командиру худощавый сутулый мужчина в кожаной куртке – комиссар отряда Яков Шейнис. – К чему было давать врагу такую фору? За те полсуток, что мы отдыхали, белые недобитки, возможно, успели организовать оборону. Деревню надо было штурмовать ночью, пока они были усталыми… Фактор внезапности…

– Так ведь и бойцы устали, – не соглашался с комиссаром Тарас Охримович. – Много бы они навоевали, когда с ног валились! Шутка ли – третьи сутки в седле! Да и какая там внезапность… Ждут нас контрики, глаз не смыкают. Нет, врагу деваться некуда, а нам – торопиться.

– Вашими бы устами… – отвернулся Шейнис.

– Да не журись ты, Яков Израилевич! – хлопнул собеседника по кожаному плечу Чернобров. – Возьмем твоих беляков тепленькими! А то и совсем боя никакого не будет.

– Как это?

– А так. Вчера они злые были, прямо с марша. А это, по себе знаю, хуже некуда. Тут сама жизнь не мила. Стояла бы контра недобитая насмерть. Помнишь, как в последней стычке?.. – Чернобров осторожно тронул щеку, рассеченную казачьей шашкой, – неглубокая рана, чуть ли не царапина, а кровищи было, кровищи… – А теперь что? Отоспались контрики, размякли. Денек на дворе теплый, птички поют. В такой денек помирать – нож острый. Смотришь, и одумаются чертяки, сложат оружие, сдадутся.

– Сомневаюсь…

– А ты не сомневайся. Куда им деваться-то? С трех сторон топь непролазная, а с четвертой – мы. Превосходящие, так сказать, силы. Полковник Еланцев – вояка грамотный, кадровый, что к чему понимает.

– Чего ему понимать? Так и так – к стенке.

– Ну, это ты брось. К стенке… Если без боя сдастся, то не нам с тобой решать, что с ним делать. Отвезем в Кедровогорск, пусть там решают.

– А он бы нас не пожалел.

– Он бы не пожалел. Потому как контра, наймит мировой буржуазии. Нам ли на него равняться? Эх ты, Яков Израилевич, а еще комиссар, понимаешь…

– И все равно…

– Погоди, – остановил его командир. – Вон, разведка скачет. Сейчас и рассудит нас с тобой… Говори, Степа, как там беляки, – обратился он к подскакавшему на взмыленном кауром коньке красноармейцу. – Поди, как на Перекопе позиции оборудовали золотопогонники?