Марина и Сергей Дяченко - Армагед-дом

– Давай свою контрольную. Так, вариант упрощенный, для девчонок и экстернатников…

– Не всем теперь по карману платить за очное, – отозвалась Лидка, разглядывая комнату.

Рысюк обернулся от стола. Глаза у него были прозрачные, как у задумчивой рыбины.

– Извини.

– За что? – удивилась Лидка. – Был грубияном, грубияном помрешь.

Рысюк не то закашлял, не то засмеялся:

– Помирать я не собираюсь. Сядь вон на тот стул. И займись пока делом – расчерти поля вот в этой тетрадке, по четыре клеточки, сможешь?

– Постараюсь, – сказала она, никак не реагируя на насмешку.

Рысюк вырвал лист из блокнота и уселся решать Лидкины номера. Лидка водила красным карандашом – ответственно, аккуратно, со знанием дела.

– Кто убил Зарудного, знаешь? – спросил Рысюк вполголоса.

Лидка ни на секунду не прервала работу:

– Знаю. Те два мужика, которых нашли в заливе.

Рысюк оторвал глаза от уравнения и цепко посмотрел ей в лицо:

– Как ты думаешь, эти… «очистители души» во главе с Бродовским… имели повод убить его, а?

Лидка водила карандашом. Летела красная грифельная пыль.

– Все-таки версия не хуже других… «Кровососы убили Зарудного» – немножко примитивно. Конечно, у олигархов был повод его убить… Не всегда стоит доверять очевидному. А очевидно то, что гибель Зарудного инициировала процессы, приведшие к новой катастрофе…

– Ты позвал меня, чтобы потрепать ученые словечки? – негромко спросила Лидка. – Меня, как приближенную к Зарудным особу?

Рысюк вздохнул. Отложил авторучку:

– Как там Славка?

Лидка пожала плечами:

– Скверно ему.

Славка жаловался, что за квартирой наблюдают. Настоящее это наблюдение или плоды травмированной психики, Лидка не имела понятия, тем более что Славкина мама подозревала всех и во всем – в последнее время она повадилась едва ли не обыскивать Лидку на выходе из квартиры: «Ты же помнишь, Лида, что ни один документ, даже самая мелкая бумажка не должна быть вынесена за порог… Ты же понимаешь, Лида…» И тогда она вскипала и еле сдерживалась, напоминая себе, что эта женщина пережила трагедию и слегка помутилась умом. И даже открывала свою сумку, демонстрируя: ни одной бумаги, принадлежавшей Андрею Игоревичу, она, Лидка, до сих пор не присвоила…

Но обсуждать все это с Рысюком не входило в ее планы.

– Лидка, – глухо сказал Рысюк. – Ты, наверное, думаешь, что я суюсь не в свое дело. Но я в отличие от тебя читал монографии Зарудного, его работы по истории…

– Ага, – отозвалась она равнодушно. – Он тебя вспоминал. Такой, говорит, в вашем лицее талантливый мальчик, надежда кризисной истории…

Рысюк помолчал, и Лидка с удовольствием увидела, как Игорь краснеет.

– Да! – с вызовом сказал Рысюк, несильно ударяя кулаком по ветхой столешнице. – Я собираюсь быть кризисологом, и я им буду! И я имею достаточно информации, чтобы утверждать… чтобы предполагать, что Зарудный очень близко подошел к… созданию теории апокалипсиса. К каким-то основополагающим вещам…

– Какой ты умный, – сказала Лидка. – Никто не догадался, только ты.

– Если бы никто не догадался, – сказал Рысюк шепотом, – то Зарудный был бы жив. Неужели ты всерьез думаешь, что его убил этот Бродовский, эта банда с чистой душой? Или эти невнятные «политические противники»? Лида… Лида, ты чего?!

Она уже ревела. Давилась слезами.

И потому не сказала Рысюку про эти зарудновские слова.

«…Очень важное выступление по первому каналу. Мое выступление… Я думаю, что это будет поворот… в нашей общей судьбе. Я очень на это надеюсь».

– Все просто, – сказал Андрей Игоревич. – Тысячу лет человечество вертится, как белка в колесе. Цикла едва хватает на то, чтобы восстановить разрушенное. А когда потенциал для прорыва худо-бедно наращивается, все начинается сначала. Развал, распад, апокалипсис… Мы балансируем на грани, мы не растем, но и не скатываемся к первобытному состоянию. Кто поставил Ворота? Тот, кто хочет, чтобы мы оставались белкой в колесе, живой, потешной и безопасной белкой…

Он сидел на ограде пустого вольера. За его спиной плыли и плыли в небе облака.

– Лида, Лидочка, не плачь. Я прожил хорошую жизнь, я понял, что…

– Вставай. Вставай. Встава-ай!!

Темнота. Чьи-то руки, трясущие за плечи, да так, что немудрено проглотить язык.

– Лида! Вставай! Началось! Да вставай же!

Какой страшный сон, подумала она и щипнула себя за руку. Боль была – тупая, но вполне ощутимая.

– Началось, Лида… Одевайся. Скорей.

Комната заплыла красным. Тяжелый свет пробивался сквозь неплотно закрытые шторы.

– Мама?!

– Подъем! – гаркнул из прихожей отец. – Никаких нюней, никаких соплей! Через минуту выходим…

Казалось, он даже рад. Казалось, он стал выше ростом – оттого, что он больше не жалкий безработный, продавший за долги все, что только можно, а мужчина, отец семейства, готовый бороться за жизнь маленького, вверенного ему прайда.

Шорох ног, как в подземном переходе. Так показалось Лидке со сна.

– Отойди от окна!

Она успела заметить. Небо, неравномерно подсвеченное красным. Ручейки людей, вытекающие из подъездов и дворов. Запруженная людьми улица.

Страх пришел только сейчас. Когда она увидела это море движущихся голов. Текучее человеческое море.

– Штаб ГО, – глухо сказал радиоприемник. – Слушать всем. Опасность со стороны моря. Линия обороны проходит по улицам Флотской, Попова, Январскому проспекту. Внимание… Направление эвакуации – северо-восток, линия пригородной железнодорожной ветки. Запрещено использовать транспортные средства! За использование автомашин в зоне эвакуации – расстрел на месте!

Мягко качнулся пол. Задребезжала в шкафу посуда, закачались люстры, с подоконника грянулась ваза. Яна взвизгнула.

– Тихо! – прикрикнула мама.

Тимур неразборчиво бубнил себе под нос.

Над самой крышей пролетел вертолет. От грохота на мгновение заложило уши.

Путаясь в ремнях, Лидка нацепила на спину рюкзачок. С застежкой на груди, так, чтобы в случае надобности можно было легко избавиться от ноши.

Тимур все бормотал и бормотал; Лидка взяла с вешалки шарф. Отец поймал ее руку:

– Не надо… Проверьте, чтобы ни у кого на шее ничего не было. Тимур, ты меня слышишь, или ты уже обо…ся?

Лидка вздрогнула. Отец в жизни не бранился, тем более при детях.

– Я в порядке, – сказал Тимур после паузы.

– Тогда ты с мамой. Я с девочками. Пошли.

Щелкнула, захлопываясь, дверь. И наступил пик Лидкиного страха – щелчок положил конец прежней жизни. Все всерьез. Всему конец. Щелк.

– Не бойся, – жалобным дрожащим голосом сказала Яна.

Лидка молчала, героически удерживаясь от слез.

Соседи уходили. Внизу торопливо хлопнула входная дверь, щелкнул замок на втором этаже, а на четвертом кто-то торопливо поворачивал ключ. Хотя стоило ли трудиться?..