Марина и Сергей Дяченко - Пандем

– Представить? – осторожно переспросила мама.

– Представить, как печален был бы мир, если бы в нем не было нашей семьи, – торопливо пошутил папа.

Александра поставила пустой бокал к себе в тарелку, между двумя ломтями рыбы. Помотала головой, будто пытаясь вытряхнуть незваного собеседника вместе с новым мироустройством; мама встревожилась и захотела снова о чем-то спросить – но замерла с открытым ртом, и Ким, смотревший ей в глаза, увидел, как улетучиваются мысли об Александре и о Шурке, как опускается рука, механически потянувшаяся было, чтобы взяться за сердце.

– Погоди, – сказала мама, когда папа положил ей руку на плечо.

Папа – не затронутый еще Пандемом – оглянулся на Кима, будто ожидая объяснений; Ким развел руками, но сказать опять-таки ничего не успел: папа подпрыгнул на стуле, как человек, под которым обнаружилась оса. Взгляд его обернулся внутрь, и Ким понял, что в этом разговоре он третий – лишний.

– Ня! – провозгласила Иванка. – Па-ня!

– Умница! – обрадовалась Даша.

Алекс сидел, выпучив глаза. Лерка косилась на него со все возрастающим страхом:

– Кимка, тебе не кажется…

– Почему никто не ест? – нервно поинтересовалась Арина и была не права: один человек все-таки ел, и это был Костя. Не избалованный домашней кухней, бывший инженер наворачивал мясной рулет с черносливом, и все, что происходило вне круга его тарелки – за золотистым ободком, как за границей, – не привлекало Костиного внимания.

– Так что же случилось с тем парнем, который вел погоду? – снова заговорила Арина, и голос ее звучал жалобно.

– Папа, – позвала Лерка. – Ты о чем… Послушай, ма…

В эту минуту волна преобразований, затопившая уже большую часть комнаты, накрыла и Лерку. По привычке спрятавшись в себя, она успела выбросить, как аварийный буек, механическую улыбку на лицо: защитную улыбку, которая должна была доказать всему миру, что у Лерки все хорошо и она не нуждается в помощи…

– Передай мне салат, – велела Даша Косте.

Ким поймал Аринин взгляд. Пожалел, что стол разделяет их, что он не может быть рядом; впрочем, почему не может. Сбросив туфли, Ким прошелся по дивану за спинами Даши, Кости, Алекса и Лерки; Даша, кажется, была шокирована: в ее добропорядочном семействе хозяева не ходили по диванам за спинами гостей. Косте было все равно – он ел. Алекс пребывал в некой разновидности транса; Лерка улыбалась. Ким спрыгнул с дивана и обнял Арину за плечи, и в этот момент – в этот самый момент – она содрогнулась, впервые после двадцать девятого февраля услышав внутренний голос.

– Ничего страшного, – сказал Ким, слово в слово повторяя увещевания мальчика на трассе возле горящей машины. – Ничего страшного не случилось.

Позавчера вечером…

Арина уже спала. Ким вышел во двор. Пахло весной.

Ким ушел за гаражи – туда, где была спортивная площадка, где когда-то – кажется, сто лет назад – они с Пандемом играли в футбол. Ким нашел в темноте мокрую скамейку, подстелил газету (откуда в руках у него взялась эта никчемная рекламная газетенка? Кажется, из почтового ящика) и сел.

Нет, они ни о чем таком не договаривались с Пандемом. Просто Кима тянуло на свежий воздух – пусть даже на холод. Просто Арина спала, и он не решался включать телевизор, а читать, пусть даже и газету, не мог тоже – расплывались перед глазами буквы.

Прохожий появился беззвучно. Подходя к скамейке, кашлянул, чтобы обозначить свое присутствие. Он был высокий – ростом с Кима. В куртке-ветровке и больших кроссовках из светоотталкивающей ткани; отсвет далеких фар заставлял их мерцать в темноте.

– Ну, – сказал Ким, когда прохожий остановился в пяти шагах.

– Я присяду, – хрипловато сказал прохожий. – Можно?

У Кима мурашки побежали по телу.

– Да так вот, – сказал прохожий, будто извиняясь. – Я расту… Это начальный толчок. Поначалу я расту очень быстро. Потом с каждым десятилетием мое «взросление» будет замедляться…

– Тебе ведь все равно, как выглядеть, – сказал Ким сухим ртом.

– Нет, – серьезно ответил его собеседник. – Мне хотелось бы… Чтобы снаружи по возможности было то же, что и внутри.

– Тогда ты внутри – человек?

– Я сказал «по возможности»… Ким, я сяду?

– Да что ж ты спрашиваешь?

В темноте Ким не видел лица собеседника. Тот покачал головой – как показалось Киму, печально:

– Ты ведь не хочешь, чтобы я сейчас здесь сидел? С тобой разговаривал?

Ким спросил себя: в самом деле, хочет он этого соседства? И еще спросил себя: а зачем прохладной апрельской ночью его понесло за гаражи, в пустынное место, где прежде чего только не случалось?

Ким молча поднялся, разорвал свою газету пополам, половину оставил себе, а половину расстелил рядом.

Пандем уселся – тоже молча. Сунул руку в карман ветровки; вытащил зажигалку и пачку сигарет. Закурил; в свете желтого огонька Ким увидел его исхудавшее, рывком повзрослевшее лицо.

Теперь ему было лет восемнадцать с виду. Он походил на старшего брата того подростка, с которым Ким вот здесь же играл в футбол.

– Коньяк ты тоже пьешь? – спросил Ким.

– Пью, – сказал Пандем и еще раз затянулся.

Ким вытащил из-за пазухи плоскую фляжку, которую Арина подарила ему в прошлом году. Отвинтил колпачок. Протянул Пандему; тот отхлебнул из горлышка, глубоко вздохнул и запрокинул голову. Тучи над головами потихоньку рассеивались, выпуская звезды.

Ким налил себе коньяка в крышечку-наперсток; покосился на сидевшего рядом. Если бы этот парень не был Пандемом, можно было бы подумать, что он обеспокоен. Или смертельно устал. Или огорчен и не знает, как сказать плохую новость.

– Что-то случилось? – спросил Ким.

– Нет, – Пандем затянулся снова. – Ничего особенного… Мир накануне больших перемен. Все это чувствуют, но почти никто не отдает себе отчета. А я ощущаю это, как зарождение ветра… в пустыне…

И он замолчал.

– Ты передумал? – медленно спросил Ким.

В темноте не было видно, как Пандем улыбается.

– Нет, Ким… Дай мне еще выпить?

И он снова отхлебнул из горлышка. Начался моросящий дождь; они сидели молча, плечом к плечу, посреди сырого апреля, и Ким не знал, где еще – в каких странах, в скольких измерениях – находится существо, сидящее рядом с ним, но чуял профессиональной своей интуицией – бывшей профессиональной, – что Пандему нужно сейчас вот так сидеть, пить Кимов коньяк из фляжки, курить и молчать.

И это было всего два дня назад.

– …Собраться всем вместе. Потому что встречать Пандема в одиночку – значит считать себя сумасшедшим, маяться, бояться, ныть…

Блюда на столе оставались почти нетронутыми. Иванка безмятежно спала на кухне. Шурка болтал ногами и улыбался себе под нос – беседовал, надо полагать, с Пандемом.