Павел Парфин - Любовь.mp3

– Кондрат, ты скажешь наконец, что случилось?

Гапон, встав против Эроса, резким движением отнял чашку, плеснув чая Эросу на колени. Отпив, негромко произнес:

– Первый сошел с дистанции…

Около трех примчался Палермо, за ним минут через сорок приехала Ален. Красивая, холеная, дразнящая ароматом защищенности.

– Ты б еще дольше собиралась, – хмуро заметил Кондрат. – В кабак, что ли, собралась?

– Не твое дело! Ванную принимала, понял?!.. А чего вы притихли, как на… Эрос, кого хороним?

Эрос, хмыкнув, отвел взгляд: да-а, интуиция Ален никогда не подводила!

– А что за пацан коньки откинул? – как ни в чем не бывало девушка уселась любимому на колени, по-хозяйски провела ладонью по его светло-каштановым кудрям. Эрос скривился, почувствовав, как охотно отозвалась его плоть на упругую тяжесть девушки, на ее легкие требовательные ласки.

– Не пацан, мужик почти, – поправил Кондрат. Ничуть не смущаясь, он разглядывал светившуюся любовью Ален. Ей было все нипочем.

– Почти мужик? Это как? – улыбаясь, Ален продолжала ерошить Эросу волосы. – Наполовину спал с девушкой, наполовину – нет? Так что ли?

– Ну, 28 ему уже.

– Двадцать восемь мне уже, поцелуй меня везде… А как зовут? – на миг прервав ласки, отчего Эрос тут же облегченно вздохнул, она посмотрела Гапону в глаза. – Как звали его?

– Савл.

– А, Савл, – с напускным безразличием скривив губки, Ален вновь обратила светящийся взгляд на любимого.

– Савл? – удивленно переспросил Палермо. – Шо еще за гуманоид?

– У-у, Палермо, какая ж ты темень! – возмущению Гапона не было границ. Правда, непонятно, что его так завело – ограниченность Палермо или откровенная сексуальность Ален: девушка прижалась к Эросу и запустила руку ему между ног. Зыркнув на мгновение на влюбленную парочку, Кондрат уставился на Палермо. Казалось, Гапон был готов испепелить его. – Наверное, кроме «железа» своего и «виндовс экспи» больше ничего не знаешь!

– Почему ничего? А «фронт пейдж», а «макромедиа флэш»? – обиделся Палермо.

– Савл – это Павел Рябцев, – отстранив от себя девушку, отчего-то глупо хихикавшую, Эрос встал с дивана.

– Но при чем тут Савл?

– Блин, ну ты и тормоз, Палермо! – Кондрат рвал и метал. Похоже, совершенно искренне.

Эрос казался намного спокойней. Он подошел к Палермо и вдруг обнял его за плечи.

– Метод-перевертыш. Настоящее, еврейское имя апостола Павла – Савл. А Кондрат решил поступить наоборот: назвал Рябцева…

– По-еврейски, что ли? Ну ты и приколист, Кондрат! – криво усмехнувшись, Палермо во все глаза уставился на Кондрата. Словно ждал от него подвоха: не приведи Господи, Гапон и его как-нибудь обзовет-приговорит. Вот уж воистину: сначала было слово, а затем уж кому как на роду написано – жизнь або…

– Погодите, мальчики, я все равно не пойму, о ком идет речь. Рябцев? Что-то не помню такого парня.

– Та-ак, еще одна. Ха, хотя чему я удивляюсь – ты ведь, кроме своего Эроса, никого не замечаешь. Из принципа, да, Ален?

– Ладно, Кондрат, не задирай ее, а то дюже умный. Рябцев, Ален, – ты должна его знать. Пижон из второго подъезда. Мать в загранке, денег валом, живет сам… У него еще такой розовый пиджак в клетку и бакенбарды. Красные, почти ржавые. Савл… Паша их красил.

– Чего, баки, что ли? – не поверил Палермо. Похоже, и он слабо представлял, кто этот пижонистый Савл.

– Ага.

– Докрасился.

– Какие же вы злые!

– Так что ж нам теперь сопливые пузыри пускать?! – вспыхнул Кондрат; видно было, что перебранка, пустая, бессмысленная, ему порядком надоела. Вдруг, странно поднырнув под правую Эросову руку, хотя запросто мог бы обойти его, он подскочил к Ален и, склонив голову набок, скорчив злобную гримасу, зарычал на нее. – Видела б ты его рожу, когда его из хаты выносили.

– А ты что, видел? – Ален была на высоте, даже бровью не повела; лишь в уголках ее губ трепетала усмешка, выдавая волнение и брезгливость, вдруг охватившие девушку. Она повторила. – Ну, так ты сам видел… мертвого Савла?

Кондрат, очевидно, не ожидавший такого вопроса, мгновенно сдался, подобрел. Неприятная гримаса тотчас исчезла с его лица, будто кто-то, безымянный и невидимый, слизнул ее своим прозрачным языком.

– He-а, Хром рассказывал. Его квартира как раз напротив Рябцевской. Говорит, вышел мусор выбросить, а тут жмурика выносят. А голову не накрыли. Хрен знает почему. Наверное, санитары сами офигели от его вида.

– А что там было-то? – взяв Ален за руку – то ли чтобы ее успокоить, то ли чтобы самому не потерять самообладание, спросил Эрос.

– Хм, пустячок: рожу Савлу так перекосило, бакенбарды растопырились, как иголки у дикобраза. Красные бакенбарды – бр-р! Усраться можно от страха. Помнишь парня из «Звонка», который от страха скопытился? У Савла круче было. Такой рожи ни в одном кино не покажут… Вот что я скажу, пацаны, нужно к Савлу домой забраться, глянуть, чем это его шандарахнуло.

– К Савлу – забраться?! Ты што, очумел?! Его ж квартиру наверняка менты опечатали! – Палермо с возмущением помотал головой.

– Кондрат, а чего ты так дрожишь? – неожиданно обратил внимание Эрос. – Неужели ты веришь в эту муть?

– Какую муть? – Кондрат насторожился; губы его задрожали еще сильней.

– Ну, что его кто-то или что-то могло напугать? Может, его током ударило?

– Угу, и от этого бакенбарды дыбом встали.

– А что, это идея! – подала голос Ален, глянула насмешливо в сторону Эроса. – Эросик, а что если тебя током… Чуть-чуть. Член твой тогда встанет… Представляю себе!

Эрос, нарочито закатив глаза, покрутил головой.

Не обращая на Эроса и Ален внимания, Кондрат задумчиво продолжал:

– Я не знаю, отчего умер Рябцев. Но очень хочу выяснить… Палермо, полезешь?

– Я?! Почему я? Чуть что, так сразу Палермо! Я что тут, самый рыжий?!

– Нет, самый лысый. Та-ак, кто у нас еще? – Кондрат испытующе посмотрел на Эроса – тот два раза подряд моргнул; затем перевел взгляд на Ален. – Вижу, смельчаки перевелись.

– Да у нас их и не было никогда, – грустно усмехнулась Ален. – Ты ведь не герой, Эрос? Все боишься меня…

– Ладно, придется мне, – наконец объявил Гапон. Сказал таким тоном, что всем сразу стало ясно, что он давно принял решение.

– Так квартира ведь опечатана! – напомнил Палермо.

– Плевать! Ведь ты… ты… – неожиданно Кондрат схватил Палермо за грудки, – ведь ты не хочешь, чтоб завтра твоя квартира была опечатана?

– Што я, дурак? – Палермо не без труда освободился от его рук.

– Вот поэтому все нужно выяснить. Заранее… Хотя тебе, Палермо, все по барабану.

– Это почему же?

– Потому что ты лысый, как барабан. И у тебя баков нет! Ха-ха-ха!

Смеялись все. Смеялся и Палермо. Но громче всех гоготал сам Гапон. Так страшно смеялся, будто последний раз в жизни.