Николай Прокошев - Вайзенштайн. Правосудие

Дирк Стиглиц: Русские дают землю, причем, похоже, в Европе. Это хорошо?

Явуз Полат: Сойдет. Хороший узел, отовсюду везти примерно одинаково. Не надо распыляться. Другое дело, где их всех скапливать перед отправкой?

Кристоф Немет: Значит, есть у нас одно предложение. Загонять их в гетто, как делалось раньше, бессмысленно и бесполезно. Для этого нужна военная сила, нагнетание жуткой атмосферы и прочее. В общем, можно построить временные накопители. Пожалуй, сотен на пять каждый. Надо прикинуть и поточнее все просчитать.

Д. С.: Допустим. Но где Комитеты будут содержать подозреваемых?

К. Н.: А где Комитеты вообще будут заседать? Кто выделит площади?

Берта Мацкевич: Есть предварительные договоренности с правительствами. Они согласны предоставить нам помещения. Кстати, какие нужно просить? Какую площадь?

Д. С.: Зависит от конкретной страны. Я составлю список как можно быстрее.

К. Н.: Главное, просить с подвалом. Там устроим клетки. В них будут задержанные. Затем оттуда их нужно доставить в отстойники.

Д. С.: Мы в состоянии сами их построить?

Калеб Аонджо: Нужна смета.

К. Н.: Тогда предлагаю строить самые дешевые сараи, какие только возможно. А лучше, чтобы сами страны их предоставили.

Б. М.: Участники могут не найти или отказать в крупных сооружениях.

К. А.: Полагаю, стоит попытаться в самом неблагоприятном случае склонить их к стройке фифти-фифти, в смысле финансов. Подписывали, в конце концов, они Люблянский протокол или нет?

Д. С.: Будем разговаривать. В целом, перед отправкой на объект мы содержим их в Комитетах, так?

К. К: Да.

Д. С.: Что дальше?

К. Н.: С этих мест скопления мы формируем и отправляем борты. Потому я и говорю, нам нужно хотя бы приблизительно рассчитать количество голов. Сколько влезает в самолет?

Я. П.: Можно забивать до шести сотен.

К. Н.: Прекрасно. Значит, надо ускоренными темпами их грузить. Собрали партию – до свиданья на рейс. Никаких отдельных камер. Всю гурьбу сразу в накопитель. Поэтому судить не церемонясь с формальностями. Чем быстрее мы наполним кубышку, тем быстрее мы ее опорожним.

Д. С.: Разумно. Так нам меньше народу потребуется в охрану, обслугу и так далее, и мы создадим задержанным максимум неудобств. Хорошо, что по лагерю? Какие мысли, Кристоф?

К. Н.: Как и договаривались, три блока. Первые два отличаются только режимом, с планировкой все то же самое. Вот с третьим будет иначе. Это особая зона.

Д. С.: Ну, давай подробней, не тяни.

К. Н.: Их нельзя вообще выпускать на улицу, я считаю. Окна, в смысле, жалюзи, открывать только ночью, чтобы они не видали белого света до самой смерти. Расстояние между прутьями решеток предусмотреть не шире пяти сантиметров, чтоб даже рука не пролезала, чтоб даже нос не высовывали. Нары не остругивать, занозы не убирать. Таких задумок, на самом деле, у меня тут целый список. Посмотрите.

Людей не всегда сразу бросали в тюрьмы. Поначалу за несоблюдение законов старались публично унизить. Привязывали к столбам, секли, клеймили, напяливали на них отвратительные маски, калечили и шельмовали сотней других способов.

Впридачу, особенно для простолюдинов, преступления часто карались смертью. Каторга и изгнание (наша чудесная страна, если кто забыл, родилась именно так) тоже имели определенную популярность как виды наказания, но заключение всегда стояло особняком.

Ибо тюрьма служила другой задаче: там до суда содержались и взрослые и дети, убийцы и должники, воры и мошенники, чтобы не убежали. Да и в условиях ужасающей антисанитарии, пыток, голода и зверств охраны многие до суда не доживали. Тюремная лихорадка, одна из форм тифа, также успешно делала свое фатальное дело.

В редких случаях кого-нибудь могли заточить в башню или монастырь. Так обычно поступали монархи или другие важные лица с теми, кого не смогли или не захотели просто-напросто убить. Подобное наказание часто не соответствовало содеянному – времена и нравы несколько отличались от теперешних.

С ростом технического прогресса жизнь огромного числа людей заметно усложнилась. Дело в том, что промышленность взашей вытолкала целые полчища крестьян на улицу без гроша за душой. Озлобленные и нищие, они не видели иного выхода достать пропитание кроме как разбойным путем.

Неторопливость правосудия со временем привела к переполненности узилищ. Также следует добавить, что платить за содержание в казематах арестантам приходилось из собственного кармана. Словом, паразиты, грязь, отсутствие нормальной воды и еды, зловещий лязг цепей производили даже на стороннего наблюдателя удручающее впечатление.

История обожает находчивость и всегда выталкивает на поверхность какого-нибудь особенно предприимчивого умельца. В вопросе тюремных реформаций им стал Джон Говард. Богатый аристократ однажды сам волею судьбы угодил в тюрьму, после чего к нему пришло прозрение.

Когда Джон стал шерифом графства Бедфордшир, ему захотелось проинспектировать подведомственную тюрьму и многие другие остроги. Увиденное понравилось бы лишь горстке исковерканных извращенцев. Мужчины содержались вместе с женщинами, мелкие воришки сидели рядом с матерыми уголовниками, вши соседствовали с крысами. Через пять лет Говард опубликовал книгу о состоянии тогдашней пенитенциарной системы.

Поднятая общественная волна заставила парламент принять меры. Тяжеленный валун наконец-то сдвинулся с мертвой точки. Стараниями Джона на подготовленную почву зерном упала совершенно новая мысль – тюрьма должна не мучить, а исправлять.

Постепенно с отменой смертной казни за многие преступления, исключая убийства, пионеры реформации стали практиковать искупительный подход. Таким образом, начали появляться темницы с одиночными камерами, где заключенный мог бы побыть наедине с собой, подумать о своей жизни, пообщаться с Богом.

Дабы невольники не сошли с ума от одиночества, их привлекали к внутренним работам. Разговаривать, правда, запрещалось, зато выдавалась веселая полосатая униформа. Труд заключенных оплачивался частными инвесторами, что благоприятно сказывалось на финансах учреждения. Все были довольны.

С другой стороны, количество рецидивистов неуклонно росло. Содержание каждого правонарушителя в отдельных камерах требовало немалых затрат. На тюремный персонал, постройку или ремонт самих зданий также тратились огромные деньги.

Вот тогда дело встало на широкий поток. Сразу разрешили разговаривать друг с другом, иначе невозможно коллективно трудиться в мастерских. Произошло улучшение рациона, предоставилась возможность учиться и заниматься спортом. И вдруг спираль резко крутанулась в противоположном направлении. Как только людям открыли рот, они принялись устраивать мятежи. В результате появились еще большие поблажки.