Анна Веди - Клей

Сейчас в его голове зреет план. Склеить всех участников, которые останутся в группе, и посмотреть, понаблюдать за ними. Он не институт, где проводят такие эксперименты, но его туда не взяли, когда он попытался устроиться на работу. А ведь он не хуже этих задротов-учёных, и сможет сам всё сделать! И будет первооткрывателем. Главное, не затянуть, не позволить, чтобы кто-то другой его опередил.

Ему нравится этот молящий взгляд матери. Всё равно о чём: еде, питье или туалете. Он чувствует себя всемогущим, и наполняется уверенностью в свою силу и власть. Он может накормить её или оставить голодной. И она, а не он, теперь от него зависит. И это проецируется на внешнюю жизнь, мир и, соответственно, на группу. Как же интересно жизнь распоряжается. Сначала дети зависят от родителей, а потом родители от детей. И если, по мнению ребёнка, родитель плохо относился к нему, то и ребёнок может так же относиться. Да, сложно быть родителем, угадывать настроение ребёнка, подстраиваться под него, чтобы тот чувствовал хорошее отношение и любовь. А если нет, то велика вероятность, что ребёнок, когда вырастет, будет мстить, хотя бы безразличием.

Макс не скрывает своё отвращение к матери. Зловоние невыносимо, но постепенно привычка берёт своё. Хорошо или плохо, но от этого запаха не умирают. Он даёт ей миску с супом, оставшимся со вчерашнего дня, и ложку. Помогает матери сесть на кровати, приподняв её повыше. Она всё время безмолвно смотрит на него. И в этом взгляде Макс видит осуждение и вместе с тем зависимость. Сейчас она не может издеваться над ним и не может смириться с этим. Паралич сковал все её мышцы, и говорить она больше не может, только мычит и орёт. Сколько она ещё проживёт, неизвестно. Иногда Максу удаётся отключиться и не думать о ней, но это получается очень редко. Сейчас он торжествует, – так она наказана за своё отношение к нему, – и тут же чувствует вину за свои мысли.

Макс выходит из комнаты матери и словно в тумане направляется в ванную. Он с детства любит уединяться здесь, несмотря на то, что сейчас весь дом в его распоряжении. Здесь ему особенно уютно и комфортно. Зеркало отражает его лицо и настроение. Он достаёт лезвие из шкафчика, бросает горящий взгляд на себя и быстро проводит по запястью. На пол капает кровь, он подносит руку к раковине и смотрит, как кровь стекает струйкой. Волна эйфории и страха пронизывает его тело, зависает в области солнечного сплетения и поднимается к горлу. Ощущение оторванности от мира и жизни наполняет его. Ему совсем небольно, а эти действия настолько глубоко вошли в его жизнь, что стали ритуалом, привычкой. Его движения чётко рассчитаны, и сила, с которой он давит на лезвие, проводя по запястью, может меняться от его желания и настроения. Как-то раз, лет пять назад, он переусердствовал, и порез получился очень глубоким, кровь никак не останавливалась, текла и текла. Макс был уже без сил и почти без сознания, когда его обнаружила мать, которая тогда только заболевала и ещё ходила. Пришлось вызывать врачей, которые, увидев множество других порезов и шрамов на запястье, увезли Макса в больницу, где его продержали на таблетках целый месяц. Психиатр задавал множество вопросов, на которые Макс нехотя отвечал. Именно тогда Максу захотел стать психиатром или кем-то в этом роде. Сейчас он с нарастающим возбуждением смотрит на капающую кровь, и в его голове зреет решение действовать. «Уже достаточно сеансов прошло, можно уже начинать склеивать их всех. Кап-кап-кап. Идёт дождь. Нет, нет, никак не восстановить клетки. Капает кровь. Кап-кап-кап». А за окном идёт дождь, мерно, глухо отбивая по крыше, звуком разбавляя тишину ванной комнаты. И капает кровь. Порой хочется спрятаться от этого монотонного звука и послушать истинную тишину.

В институте прохладно, просторно и фантастично. Людей здесь всегда немного, практически все в своих кабинетах и помещениях, занимаются своими делами. Иногда, когда Ангелина идёт по полутемному коридору, ей кажется, что все вымерли, нет никого, и она одна в целом мире, от чего становится немного жутковато. Но стоит ей открыть дверь в какой-нибудь кабинет, как свет, тепло и встречные улыбки рассеивают её мрачные мысли. В фойе они с Оливером заходят в цилиндрический термобокс для лазерной дезинфекции и смены одежды и выходят из диаметрально расположенных дверей, облачённые в одинаковые облегающие комбинезоны с капюшоном. Оливер в который раз восхищается правильностью форм тела и лица Ангелины. А девушка – статью, стройностью своего друга, исходящей от него мужественностью и силой. Впрочем, здесь большинство людей как на подбор. Как будто их выбирают по внешним признакам, а не по интеллекту и здоровью. Видимо, внешнее отражение внутреннего мира является в большей степени нормой, нежели исключением. Внутренняя красота излучает мощнейший свет и затмевает внешние недостатки. Ангелина и Оливер быстрым шагом следуют к винтовой лестнице, поднимаются на второй этаж, смотрят друг на друга, кивают головами и, не останавливаясь, расходятся в разные стороны. Оливер идёт в отделение микробиологии, а Ангелина к генетикам.

– Вы только посмотрите, как ведут себя эти медузы! – с восторгом в глазах восклицает заведующий кафедры микробиологии. – Вот две склеенные! А здесь таких целая группа!

– И вы знаете, я предполагаю, что выделяемое ими клеящее вещество и процессы склеивания одинаковы с человеческими на Земле, – Оливер берёт пинцет и аккуратно цепляет пару склеенных медуз. – Вот, посмотрите, они намертво прихвачены друг к другу. Я это заметил уже давным-давно, работая на берегу, когда лепил фигуры из песка. Тогда я думал, что это такая же аномалия, что и в случае сросшихся плодов растений. Но ошибся.

Медузы на Микзе совершенно необычной формы и цвета. Одна в склеенной паре размером с футбольный мяч, светло-сиреневого цвета с красным гребешком по краю, прозрачная и двуполая. Прилепленная к ней была розового цвета с малахитовым гребешком. В месте склейки получилась почти радуга. Они очень красивые. Впервые Оливер залюбовался ними около пяти лет назад.

– Но их главное отличие в том, что овощные культуры соединяются в период созревания, а тут даже не внутриутробное срастание, они уже зрелые склеиваются.

– В том-то и дело, что это срастание не внутриутробное и не в период созревания. Хотя в этом есть один знаменатель.

– Какую аналогию с человеком мы можем провести? – заведующий трёт свою бороду. Он, хоть и молод, но носит бородку, стараясь придать себе более солидный вид.

– То, что человек в состоянии созревания, пока не начал формироваться скелет, склеивается с другим человеком, – полушутя сказал Оливер. – Если выражаться фигурально.