Юрий Бурносов - Мистериум. Полночь дизельпанка (сборник)

– Здравствуйте, доктор.

Моим собеседником оказался невысокий сухощавый мужчина лет сорока. Впалые щеки, резкие черты лица, редкие брови – наверное, именно так и должны выглядеть настоящие морские волки. Разве что кожа, на мой взгляд, была не настолько обветренной и загорелой, чтобы полностью соответствовать образу. Говорил мужчина с сильным немецким акцентом.

– Я капитан Ван Страатен. Добро пожаловать на лодку.

– Лодку? – удивился я, подавая ладонь для рукопожатия.

Крепкая хватка, сухие холодные пальцы – капитан создавал впечатление жесткого и уверенного в себе человека.

– Здесь некоторые вещи вам могут показаться fremdartig… странные. – Капитан не обратил внимания на мой вопрос. – Принимайте это, как есть – jedem das seine… [3] Каждому свое (нем.) – надпись на воротах концлагеря Бухенвальд. Каждый из нас должен делать свою работу.

У меня все еще кружилась голова, во рту стоял привкус желчи, и вообще чувствовал я себя отвратительно.

– Боюсь, капитан, именно сейчас мне будет трудновато делать свою работу. Надеюсь, никто не нуждается в срочной помощи врача, кроме меня самого? – попытался я пошутить.

Моя попытка не вызвала даже тени улыбки.

– Мы заканчиваем schiff bestimmungen… грузить припасы. Потом, in den abgrund… на глубине, качать не будет. Когда освободится, я поручу erster nautischer offizier… старшему помощнику показать вам лодку. А с вашим пациентом вы сейчас будете знакомиться…

Он ударил ее без ненависти, и это, пожалуй, напугало меня больше всего. Но ее тихая покорность повергла меня в ступор. Соображал я и так не очень ясно, но сейчас меня охватило ощущение абсолютной нереальности происходящего. Машинально я коснулся ладони девушки, чтобы осмотреть повреждение. Не для этого ли меня пригласили на лодку?

Марина отдернула руку – недавний удар капитана она перенесла безропотно, а от моего прикосновения встрепенулась, словно я приложил к телу раскаленный прут.

– Не надо, – сказал Ван Страатен.

Сказал мне, но девушка вернула ладонь на стол и замерла. Капитан посмотрел мне в глаза, в его взгляде не было ни маниакальной исступленности, ни раскаяния – взгляд совершенно спокойного, уравновешенного человека.

– Сейчас очень важный u#ber Funk… сеанс связи. С Атлантикой – это Gegenseite… другая сторона Земли.

Я не знал, что ответить. Молчание бы затянулось, но сзади раздались шаги и к нам протолкнулся еще один член экипажа – плотный круглолицый мужчина со шкиперской бородкой. Стало совсем тесно.

– Капитан, погрузка закончена.

Ван Страатен кивнул и представил нас друг другу. Бородач, Яков, оказался старшим помощником – ему и предстояло продолжить экскурсию. Капитан, потеряв ко мне интерес, снова переспросил у Марины:

– Не слышишь? Помогать?

Та затравленно покачала головой.

Мы со старпомом уже направлялись к выходу, но я обернулся и увидел, как капитан жестом приказал девушке поднять с палубы злосчастную трубу, а потом приглашающе отодвинул штору перед койкой. И еще я заметил цепь на лодыжке Марины и то, как она зачем-то вытерла поднятый патрубок полой своей рубахи.

– Каюта капитана рядом с боевым постом акустика-радиста, – прокомментировал Яков. – Не вставая с койки – в курсе всех событий.

И липко хохотнул. Мысли в моей голове противностью затмили тошнотный привкус во рту.

– Привыкай, – обнадежил Яков. – Откуда начнем осмотр, с кормы или передка?

Мне было все равно – хотелось побыстрее добраться до своей каюты. О том, что подышать свежим воздухом не получится, я уже догадался. Старпом оценил мой зеленый, во всех смыслах, вид и попытался обнадежить:

– Как нырнем – полегчает. Главное, чтобы Маринка быстрее связь наладила. Под водой же антенна не берет.

Мне раньше казалось, что подводные лодки погружаются только перед боем – запас хода у них ограничен емкостью аккумуляторов, – а все остальное время находятся на поверхности, идут на дизельных моторах. Старпом просветил:

– Наша «семерка» [4] «Семерка» – тип VII – самая многочисленная серия подводных лодок в истории, выпускалась гитлеровской Германией в период Второй мировой войны. особенная. Не любит она поверхности. После того как она досталась от немецких «кригсмарине» Страннику, – под «Странником» я угадал Ван Страатена, – лодка научилась дышать на глубине.

– При помощи шноркелей?

Не то чтобы я особенно разбирался в субмаринах, но совсем недавно, помнится, читал про эти устройства, позволяющие дизелям работать даже при погруженной лодке. Революция в подводном деле.

– Нет, – улыбнулся старпом, – наша красотка дышит без всяких трубок и компрессоров. И при этом ныряет на добрую половину мили.

Кажется, предел для подводных лодок скромнее, метров двести-триста, но я не стремился разобраться в тонкостях или уличить старпома в хвастовстве; под водой – значит, под водой, и чем глубже, тем лучше, если при этом меньше качает. К тому же – вспомнился роман Жюля Верна – в глубоководных путешествиях определенно присутствовал некоторая торжественная романтика.

А Яков, положившись на собственный вкус, уже притащил меня в нос лодки, в торпедный отсек.

– Вот они, пробирки с нашими живчиками, – похлопал старпом по аппаратам. – Торпедная атака – это как эякуляция, не находишь?

Фаллические фантазии старпома меня не впечатлили. Трубы торпедных аппаратов больше напоминали цилиндрические гробы. И это мне не нравилось. Мне вообще мало что здесь нравилось, особенно – пока не прекратилась качка. Быстрей бы Марина провела чертов сеанс.

– А это что? – указал я на сооружение, напоминающее пюпитр из обшарпанного стального листа на ржавой стойке, с грубо приваренными по периметру автоматными гильзами. В некоторых из них торчали свечные огарки.

Штуковина располагалась между торпедными аппаратами, а рядом, на полу, покоилась неровная стопка разномастных книг. На потертой обложке верхней значилось крупными буквами: «De vermis mysteriis». Моих медицинских познаний в латыни хватило, чтобы перевести название как «Мистерии Червя».

– Это, – Яков похлопал по стойке, – наш алтарь. Тут же фокусная точка, вся сила лодки. А по правде, в боевой рубке-то его и пристроить негде. Ты, кстати, кому поклоняешься?

Я пожал плечами:

– Никому.

– Что так? – удивился старпом.

Обсуждать мое отношение к религии не очень хотелось. Я вырос в православной русской семье, с обязательным соблюдением всех постов и таинств – догматичных, требующих слепого следования. А потом пришли Древние, и хотя в Харбине не случилось явлений воочию, адепты время от времени демонстрировали простоту, наглядность и эффективность поклонения Темным богам. Но меня лично больше всего поразило другое.