Вадим Волобуев - Узнай врага

До уха Головни вдруг донёсся чей-то далёкий возглас: «Эге-ге-ге-гей!». Кричавший виднелся на самом окоёме, его фигура чётко вырисовывалась в окружении серого неба – угольная чёрточка на меловой стене. Головня быстро проговорил про себя молитву и завопил в ответ:

– Эге-ге-ге-е-е-ей!

И тут же в ответ раздалось:

– Сюда-а-а! Сюда-а!

Человек махал ему рукой.

Обрадованный, Головня запрыгнул на лошадь (та аж присела, бедолага) и ударил её пятками по бокам.

– Вперёд, родимая. Кажись, нашли своих.

Он не ошибся. Вождь, Сполох и Пламяслав расположились в ложбине, заросшей по склонам стлаником и кустами голубики с засохшими, сморщенными ягодками. Пока старшие разводили костёр, вычернив проплешину среди сугробов, сын вождя забрался на огромный зелёный от лишайников камень, нависший над склоном, и вертел башкой в бахромчатом колпаке, высматривая опасность.

Головня слез с кобылы, осторожно свёл её, хрустя веточками стланика, вниз по склону.

– А остальные где?

Вождь хмуро глянул на него. Не отвечая, спросил:

– Куда ломанулся-то?

– Все ж струхнули. Не один я.

Вождь смерил его тяжёлым взглядом.

– Ладно, бери снежак, и за дело.

Головня отошёл к лошади, поскидывал с неё тюки, навешанные с боков, отцепил от седла кожаный чехол с ножом.

У костра переговаривались вождь и Пламяслав.

– Слышь, дед, а может, это пришелец твой был?

Старик ответил, почесав клочковатую бородёнку:

– Те чёрные были. А этот вроде нет.

– Чего ж удирал тогда?

– Не знаю. Чувство какое-то… вроде наваждения. Морок. Духи смутили.

Головня отошёл на несколько шагов в сторонку, начал тыкать ножом в сугробы, подыскивая хороший снег: чтобы не жёсткий, ломающийся в руках, и не мягкий, прилипающий к ладоням, а только глубокий и ровный снизу доверху.

Невдалеке бродили лошади, рыли копытами сугробы, возили мордами по бурому, почти коричневому в сумерках, мху. Наверху, над склоном ложбины, всё так же торчал Сполох, крутил головой, наблюдал за местностью. Скосив глаза на Головню, он ухмыльнулся и сказал, присев на корточки:

– Удрал – сам виноват, земля мне в ноздри. Отец же вас, дураков, хотел остановить, орал вам… эх.

Головня отвернулся, не желая этого слушать.

Вождь сказал старику:

– Пойдём глянем. Он же тела волков не увёз, бросил как есть.

– Что ж, пойдём!

Сполох заволновался, спрыгнул с валуна, закосолапил к ним, проваливаясь в снегу.

– Меня возьмите. Тоже хочу глянуть.

– Здесь останешься, – отрезал отец. – За лошадьми присматривай.

Он подошёл к своей кобыле, потрепал её по холке, взобрался в седло. Лошадь не шелохнулась – стояла прямо, будто из камня вытесанная. Она была бесплодной и потому очень сильной.

Пламяслав тоже вскарабкался в седло. Сполох, завидуя, глядел вослед старшим товарищам.

В мечущемся красноватом свете костра краски помутнели, всё вокруг стало зыбким и обманчивым: сугробы теперь смахивали на пепельные холмы, тени превратились в зверей, а звери – в привидения. Головня сердито вырезал снежные брикеты, досадуя на себя за мимолётное малодушие.

В небе опять засияло, заискрило, покатились красные, белые и синие волны, точно кто-то опрокинул на лёд бадьи с краской. Кончик ножа вдруг скрежетнул обо что-то твёрдое, и Головня остановился, проведя рукавицей по снежной пыли. В чёрной земле, среди выцветшей жухлой травы и ягеля, слабо переливалось нечто блестящее, прозрачное, как талая вода. Небесные огни отразились в находке и растеклись по ней, тускло извиваясь. Головня извлёк из чехла поясной нож и поддел вещицу, выковыряв её из мёрзлой почвы.

Вещица древних – вот что это было. Реликвия ушедшего мира.

И сразу стало нестерпимо жарко, будто внутри возгорелся огонь. Непростая то была реликвия, а «льдинка» – великая редкость, достающаяся лишь избранным. Длиной с полпальца, гладкая и тонкая, изогнутая, словно кривая сосулька, вещица не таяла в руках, а искрилась тёмно-зелёным светом, будто внутрь ей напихали толчёных иголок. Чудо, а не вещь! Диковина.

От волнения на лбу выступил пот. Головня задышал часто-часто, весь окутавшись белым паром. Неужто правда? Он, загонщик из общины Отца Огневика, держал сейчас в своих руках древнюю «льдинку» – запретную вещь, которую злой бог изредка подкидывал смертным, чтобы растлить их души.

Но владыка тьмы прогадал. У Головни было приготовлено средство против него.

Прикрыв глаза, загонщик прошептал:

Вот и всё. Теперь находка была очищена от скверны, её можно было хранить у себя и втайне показывать другим, чтоб завидовали. Лишь бы не прознал Отец Огневик. Застукает – не поздоровится Головне.

Загонщик снял рукавицу, плюнул на пальцы и потёр вещицу, соскребая с неё грязь. Соблазн, великий соблазн! Но как чудесно было прикоснуться к нему! Будто не зелёная льдинка, а сам Огонь запрыгнул к нему на ладонь.

– Дошли наши, – услышал он голос Сполоха. – Разглядывают что-то.

Сыну вождя было скучно. Он стоял, притоптывая, на одном месте и неотрывно следил за вождём и стариком. Тонкое продолговатое лицо его будто одеревенело, превратилось в маску, в прорезях которой двигались маленькие глубоко посаженные глаза. Короткая русая бородёнка подрагивала от лёгкого ветра. И весь он – широкоплечий, осанистый – скукожился от мороза и ветра, утонув в меховике.

Головня поднял на него глаза, сказал:

– Глянь-ка, что нашёл.

Сполох рассеянно опустил взор, потом раскрыл рот и торопко сбежал вниз по склону.

– Чтоб мне провалиться… Дай-ка посмотреть. – Потянул к находке руки, но тут же одёрнул ладонь. – Заклинание творил уже?

– Первым делом.

– Надо ж, зелёная, как изумруд… Я таких не видал никогда. – Сполох благоговейно принял вещицу и затаил дыхание, словно боялся сдуть «льдинку» с ладони. Прохрипел, подняв глаза на Головню: – Хорошо, что Светозара нет, земля мне в глотку. Он бы тут хай поднял…

– Ну ладно, – сказал Головня, отбирая находку. – Хорош пялиться.

– Чего задристал-то? – усмехнулся Сполох. – Всё равно же узнают. Такую вещь в тайне не сохранишь.

– Ну да, если ты много болтать станешь…

Сполох прищурился, хмыкнул.

– Я-то смолчу. Сам не сболтни, земля мне в уши.

И отошёл к затухающему костру, подбросил в него стланика. А Головня вернулся к работе. Но дело не спорилось. Из головы не выходили мысли о находке. Если и впрямь узнают, что тогда? Отец Огневик со свету сживёт.

Так он и пыхтел, огрызаясь на лукавые остроты товарища, пока не вернулись вождь со стариком. Издали было слышно, как они спорят.