Мария Храмкова - Ген Химеры. Часть первая

Но вместе с прежними силами пришло и гнетущее осознание того, что их с Сати история закончилась. Ойтуш никогда не надеялся прожить счастливую жизнь, но тем не менее те несколько лет, проведенных с ней были просто сказкой. У него не было право что-то менять в своей жизни, но была крыша над головой и любимая девушка, не испорченная идеями о социальном неравенстве.

Сейчас Ойтуш впервые в жизни был предоставлен самому себе: не нужно было выполнять служебные обязанности, идти на работу, разделывать трупы, даже микропроцессор можно было отключить и поспать еще немного. Вот только идти было некуда, поговорить – не с кем. Все, что у него осталось – это воспоминания о минувшей, и, как оказалось, довольно-таки счастливой жизни.

Что будет теперь? Своя судьба не особо волновала парня, но вот судьба Сати… Если ей сохранили жизнь, то уже через полгода она станет сиделкой. В одном из своих радужных снов Ойтуш видел, как ему в морг приносят ее маленькое изуродованное тельце, как у того мальчика, которого накормили бритвами. Думать об этом было все равно что загонять раскаленные иголки себе под ногти.

Наш мир был далек от идеала, но Ойтуш не жалел о том, что Сати рисковала жизнью ради него: это был ее выбор. Рано или поздно протекторий все равно схватил бы их – Ойтуш не жалел и о годах, прожитых вне закона. Единственная, по-глупому упущенная возможность, была для парня действительно непоправимой вещью: он так и не решился сказать Сати: «Люблю».

Так прошло ровно десять дней его заключения.

Глава – 5

– Есть еще один, очень деликатный момент, мистер Такер, – здесь мужчина в непримечательном костюме-тройке немного замялся и машинально поправил очки. – Официально Сати еще не достигла возраста самоопределения…

– Что?! – Такер вытаращил глаза.

– Постойте, постойте, – жестом остановил его агент корпорации. – На это есть особое разрешение служителя Ройсса из группы дознания, который лично участвовал в ее задержании. Он уверовал нас, что мисс Сати нуждается в перевоспитании. К тому же ждать осталось всего полгода, потом ее чипируют.

Такер продолжал недоверчиво смотреть на интенсивно потеющего мужчину. Тот пытался выглядеть спокойно, но Такер подметил, что его маленькая нижняя губа то и дело начинала дрожать.

– «Няня Момо» – крупнейшая корпорация, наша репутация идеальна. Никто и никогда…

– Не начнет копать под вас? – перебил его Такер.

– Так тоже можно выразиться, – натянуто улыбнувшись, сказал представитель компании.

Звучало убедительно, не случайно богатый предприниматель и отец двоих очаровательных детей обратился именно туда.

– Стало быть, мистер Спин, и девчонку никто проверять не будет?

– Совершенно верно, – агент улыбнулся, обнажая ряд имплантированных блестящих как жемчуг зубов. – Вы можете делать с ней все, что пожелаете.

– А что за имя такое «Сати»? – недовольно произнес Такер, подтягивая ремень брюк, над которым нависал большой живот. – Ее можно будет переименовать?

– Это девочка из бедной и неблагополучной семьи, – мистер Спин правдоподобно изобразил сочувствие. – Она будет только рада новой жизни и новому имени.

– Хорошо, я согласен, – вздохнул Такер. – Давайте контракт.

Мистер Спин протянул ему графеновую карту размером с визитку:

– Приложите большой палец и повторяйте за мной: я, Виг Такер, принимаю условия соглашения. Здоровье и безопасность изделия гарантирую.

Такер сделал все, что от него требовалось, и агент удовлетворенно спрятал карту во внутренний карман пиджака.

– Теперь, когда все формальности улажены, пара слов о препаратах, – сказал он, аккуратно открывая кейс.

– В смысле, о наркотиках?

– О препаратах, мистер Такер, – осторожно поправил его Спин. – Мистер Ройсс рекомендовал давать ей комбинацию не ниже А2С2.

В кейсе с логотипом “Няня Момо” лежало два десятка ампул и столько же одноразовых шприцев.

– Этого вам хватит на первую тестовую неделю, – сказал Спин. – Если потребуется более высокая доза, наши агенты…

– Стоп, вы ничего не путаете? – вытаращив глаза, Такер рассматривал маркировку А2С2. – У нас уже есть одна девочка, она получает А5С4…

– Особое распоряжение служителя Ройсса, – спокойно повторил мужчина в очках. Беспокоится было не о чем: контракт уже был у него в кармане, все остальное – это не его проблемы.

– Она что, буйная? – нахмурился Такер. – Почему такие сильные нар… препараты?

– Не буйная, отнюдь. Просто невосприимчивая, – пояснил агент. – С нашими изделиями не бывает проблем.

– Ладно, – устало произнес полный мужчина, отмахнувшись от мысли, что ему только что впихнули сомнительный товар. – Когда я получу ее?

– Она уже здесь, мистер Такер, – улыбнулся Спин, кивком указав на небольшую капсулу, стоящую в дверях.

– Давайте ее сюда. Надеюсь, она такая же, как в анкете? Моя дочь обожает фиолетовый цвет.

– Она еще прекраснее, чем в анкете, – заверил агент, вводя код на дисплее капсулы.

Крышка приоткрылась с мягким шипением, обнаруживая внутри не что иное, как самую настоящую куклу.

Дизайнеры «Няни Момо» поработали на славу, облачив девушку в сияющее, в тон волосам, платье, а на голове сконструировав нечто, напоминающее гору взбитых сливок. Изысканный макияж, скрывающий следы почти что недельного заключения и допросов, коротко остриженные аккуратные ногти, а за правым ухом маленький штамп собственности корпорации. Сати Лаллеман была неузнаваемой.

Одаренность, попытка сбежать из комнаты для допросов, а затем бесконечное падение в черноту – это последнее, что она помнила о своей прошлой жизни. Однако, это было далеко не все. Там, за разбитым ею пуленепробиваемым стеклом, произошло еще кое-что, до смерти испугавшее теперь уже служителя Лидо Ройсса, а заодно и весь протекторий. Сати убила аниматуса. Задушила голыми руками. Потребовалась целая неделя «воспитательных разговоров» и манипуляций с ее сознанием, прежде чем Сати забыла о нечеловеческой силе, на которую была способна.

Держать ее в тюрьме до достижения шестнадцатилетия было опасно, поэтому Лидо, используя всю свою власть, настоял на том, чтобы Сати немедленно отдали в одну из семей с самой плохой репутацией. Он назвал это «программой перевоспитания».

Сиделки, получающие сильные наркотики, живут не больше двух-трех лет, и к моменту своей смерти почти полностью утрачивают волю к жизни. С таким раскладом юная особа, уничтожившая аниматуса – что, вообще-то, считалось невозможным – больше не представляла опасности.

***

– Ты мой подарок? – спросила маленькая рыжеволосая девчушка.

Происходящее категорически отказывалось помещаться в гудящую и тяжелую, словно свинцовый шар, голову Сати. Пышная кровать с балдахином, в изголовье которой лежало около десятка подушечек, полки с игрушками, трюмо, ажурные шторы, воздушные шары… Сати однозначно находилась в детской комнате. Интерьер был выдержан в тошнотворной розово-фиолетовой гамме, исключением из которой были ярко-рыжие волосы большой куклы, что сидела в углу комнаты.