Антон Чиж - Красный Треугольник

Крик стал яснее.

– Ночь ушла! – расслышал он.

Весть пролетела мимо окна и устремилась вдаль.

– С гребаным добрым утром, – нарочно вслух сказал Тимур. – Кофе с булочкой в постель.

Тело промерзло до полной нечувствительности, когда же он рискнул шелохнуться, то не справился с мышцами. Колени не желали разгибаться, а руки саднило и сводило, будто их засунули в крапиву. Пальцы не желали выпускать шокер. Что-то похожее испытывал, наверное, Железный Дровосек, когда совсем заржавел.

С огромным трудом Тимур встал. А потом, с огромным трудом и испытывая боль во всем теле, нагнулся, чтобы поднять брелок. Тимур присматривал за ним всю ночь: верный друг бодрствовал и утешал, пристроившись на полу. И теперь был бережно спрятан к деньгам.

Чтобы пережить мучительные страдания тела, Тимур оперся об оконный проем. Замер и посмотрел вниз. Внизу расстилались поля округлых крыш в лохмотьях ржавчины, похожие на улей с гигантскими ячейками. «Треугольник» строили раз и на века, его план был могуч и ясен: к длинным прямым корпусам примыкали узкие перемычки, соединяя все строения замкнутым радиусом. Даже отсюда было заметно, что завод похож на город, в котором есть кварталы, улицы и площади, расположенные по закону строгой пропорции и цели. В планомерно вытянутых двориках чувствовалась забота настоящего хозяина-творца. Немецкая логика указала цеха ставить так, чтобы с максимальной быстротой доставлять изделие к следующей обработке. Багрово-красные строения мертвого гиганта внушали неожиданное уважение и особое удовольствие, какое порой вызывает картина величественного упадка. Тимур невольно залюбовался и вдруг приметил за краем заводских крыш желтеющие дома на той стороне Обводного канала. И хоть затянутое тучами небо не пропускало солнца, сигнал пробуждения был подан.

Прорезался отдаленный гам машинных клаксонов, дребезжание тяжелых грузовиков, голоса радиостанций, визг трамваев и прочая какофония звуков, какие выплескивает проснувшийся город. Обычно раздражающий шум показался сейчас прекрасным. Вчерашний день, с беготней, трупами и приступом голода, виделся теперь заурядным кошмаром. Боль в мышцах утихла, Тимур сделал вывод, что ненароком впал во временное помешательство. Страх поблек, Тимур даже усмехнулся – до какой глупости дошел. Надо же, показалось, что убил шокером агрессивную бомжиху и вообще как ребенок заплутал в трех домах. А ведь надо всего-то пройти по большой заводской улице, которая непременно выведет уж если не на Обводный, то на Розенштейна или Старо-Петергофский.

Вынув пультик, он навел его в окно и отправил сигнал. Ответное пиканье «бомбы» услышать было невозможно, но мигающая кнопка подтвердила: сигнализация работает успешно. Значит, машина Федора на месте. Не без мстительного удовольствия Тимур подумал, что приятель наказал себя, поменявшись одеждой. Может, бедняге, даже пришлось спуститься в метро, ничего, пусть помучается, будет наукой.

От этих мыслей настроение резко пошло вверх. Откинув страхи, Тимур не мог понять, с чего это его переклинило: уже два года крепче коньяка ничего не употреблял.

– Пришлец лютый месреза отпустил! – вдруг заорали где-то за крышами.

Тимуру не было дела до местных странностей, пора на работу. Наверное, уже восьмой час, только и успеть встать под душ и переодеться.

Крик разлетался по дворам и закоулкам завода все дальше.

И тут в нижнюю челюсть Тимура словно всадили гвоздь, садистски провернув раз-другой. Тимур застонал и схватился за больное место. Недолеченный зуб мстил за ночевку на холоде, принявшись зудеть и напоминать о том, как ему плохо. Чтобы дотерпеть до дома, требовалось немедленное тепло. Тимур стянул шарф Федора, после трех попыток замотал челюсть, но вместе с головой: получился шерстяной хиджаб. На улице так не походишь, любой патрульный заставит вывернуть карманы, но до машины добраться – сойдет. Не обращая внимания на капризы зуба, Тимур покинул ночное убежище в отличном настроении.

В темноте он не мог вчера увидеть, куда именно спрятался, но теперь, осмотрев дворик между цехами, нашел все те же следы разрухи, высаженные окна и раздробленный кирпич. Выход вел через полукруглую каменную арку, на которую опирался меньший корпус.

– Тимур! – позвал негромкий голос.

Он не испугался, а удивленно осмотрелся – кто может звать его в пустом дворе, может, Федор объявился? Живых среди каменных развалов не замечалось. Не слуховая же галлюцинация, в конце концов.

– Тут я! – опять сообщил невидимка.

Это становилось неприятным. Слишком много дел, чтобы играть в прятки. Тимур, не оглядываясь, отправился к арке.

– Куда, ты? Здесь я!

Один из больших камней зашевелился, открывая довольно худого человека, в летной куртке и очках сварщика на лбу, над которым пышно кустилась кудряво-черная шевелюра. Фокус объяснился просто – незнакомец прикрылся плащом под узор камней, искусство маскировки, не более.

Присмотревшись, Тимур не смог понять: знаком этот тип или нет. Может, где-то встречались? Рядового бомжа тот явно превосходил.

– Куда делся, тебя все ищут, – тревожно-громко прошептал курчавый.

– Ищут меня?

– Чингиз разослал всех, уж думали, Темнец тебя достал, тогда совсем плохо, глас что-то странное доносит, дескать, пришлец какой-то лютый явился, да и вообще, пока тебя не было, ситуация резко ухудшилась. Чингиз сказал, что надо очень, понимаешь – очень, торопиться, все тебя ждут, а тебя нет… А я Чингизу говорю, наверное, он след учуял, решил выждать Ночь, давай, говорю, утром покараулю, он любил, говорю, раньше в цеху Полетов схорониться, там-то тебя искать бесполезняк, понимаю, так я на выходе решил побыть. Чингиз разрешил. И вот ты тут, молодец, а что, плащ не нашел?

Выслушав торопливый бред, Тимур решил виду не показывать: скорее всего обитают тут не только бомжи, но и сумасшедшие, клиники закрыли, вот они и подались сюда, среди руин веселее. Оставалось неясно, откуда ненормальный знает его.

– Где выход? – спросил Тимур и дружелюбно улыбнулся.

Шизик, кажется, обиделся:

– Ты что, проверяешь меня? Это же я, Мик!

– Так, где выход?

Тип с нежным имечком «Мик» и ростом под два метра надул губы и пробурчал:

– Ищем всегда, отыщем с победой. Теперь доволен?

– Спасибо, – вежливо поблагодарил Тимур, убедившись в правильном диагнозе: совсем идиот. – Пойду я, дел много, всего тебе доброго.

– Пойдешь? – удивился Мик до такой степени, что даже рот открыл. – Куда пойдешь? Ты, Тимур, наверное от перехода утомился. Вот-вот… Я не обижаюсь… Давай рюкзак, помогу донести.

Зуб опять прихватил, и Тимур плотнее затянул шарф на челюсти. Хуже было другое: в бреде субъекта появилась еле уловимая логика. И от этого стало тревожно, словно смутное подозрение, не дородившись мыслью, выползало из глубин, неуверенно царапая. Тимур решился попробовать его на прочность: