Валерий Большаков - Солдаты звездного фронта

– Последний вопрос, – холодно проговорил Ломов. – Вы считаете, это нормально – держать разумных существ в камере для животных?

– Вы – биоматериал для исследований, – ответствовал Тхан.

Сказал, как припечатал. Антон шагнул навстречу, качнувшись влево, чтобы уйти с линии огня. Робот всполошился, присел, сгибая ноги сразу в двух суставах, но ангианин был еще быстрее – отшагнул. И прозрачная стенка упала, как гильотина, отсекая камеру от коридора, а землян от имперца.

Тхан оставался бесстрастным, он не выразил ни страха, ни гнева, ни злорадства, вообще ничего. Повернулся и ушел.

– Спокуха, Антон, – процедил Сулима, – спокуха. Будет и на нашей улице праздник…

– …Когда перевернется «КамАЗ» с печеньем! – с воодушевлением заключил Чернов.

Гиперпереход Ломов прозевал, так и не ощутив, каково это – исчезать из «нормального» пространства.

Еще через полчаса явился член экипажа рейдера, принес три плошки с чем-то похожим на размякший розовый сыр. Но пахло приятно – слюноотделение пошло.

Отвлекшись от кулинарных восторгов, Антон разглядел ангианина. На Тхана Коха со товарищи он походил мало – коренастый, с жесткими черными волосами, с обычным носом, инопланетник был хмур. Раздражение то и дело пробивалось у него на лице – обслуживать «всяких там» ему было неприятно.

Насмотревшись на постную морду Коха, не ведавшую, казалось, не только эмоций, но даже мимики, Антон просто отдыхал, глядя на раздатчика.

– Привет! – сказал он.

Коренастый лишь покосился на него.

– Я с тобой, кажется, поздоровался, – терпеливо проговорил Ломов.

– И что? – кисло осведомился раздатчик. – Мне теперь от счастья прыгать?

– Ну, можно и попрыгать, – пожал плечами Антон. – Или просто ответить, как вежливый человек. А-а, я понял… Ты не ангианин, ты раб!

Коренастый взвился, лицо его покраснело от гнева.

– Как смеешь ты, ничтожный, – прошипел он, – называть рабом меня?! Я свободный тавассианин! Да будет тебе известно, ничтожный, что Тавасса стала первым сателлитом Анга много циклов тому назад!

– И ты этим очень гордишься, – подхватил Ломов. – А то как же! Ведь хозяева бросают вам лучшие объедки! А когда гладят вас по головке, вы умильно щурите глазки и тихонько повизгиваете от удовольствия… Я все правильно описал?

Тавассианин выпрямился, его бледное лицо застыло, как маска.

– Меня зовут Китеш Ширра, – выговорил он, – и я объявляю тебя, ничтожный, своим личным врагом.

– Весьма польщен, Ширра, – глумливо усмехнулся лейтенант. – Меня зовут Антон Ломов.

– Мы еще встретимся… – мрачно сказал тавассианин. – Ант… Ломо.

– В любое время.

Раздатчик опустил прозрачную штору и удалился.

– Врагов наживаем? – хмыкнул капитан, недоверчиво принюхиваясь к инопланетному яству.

– Да ну его, – проворчал Ломов. – Корчит тут из себя…

– М-м-м… Вкусно!

– На что похоже?

– Ни на что не похоже!

Антон храбро откусил от розовой массы.

Хм. Действительно вкусно.

Сырая мякоть жевалась легко, а рыхлые шарики, раздавленные языком, сочились, отдаленно напоминая икринки, вот только икры не красной, а скорее «заморской» – баклажанной.

Но и это сравнение было неуместным. Вкуснятина, короче.

– Что делать будем? – бодро спросил Сулима, доедая свою порцию. – А, биоматериалы?

Ломов улыбнулся – капитан пришел в себя. Вон и глазки загорелись… А чего ему? Ни жены, ни детей. Горевать некому.

А тут – космос!

Ломов про себя все твердо решил – на Землю он, конечно, вернется, но не раньше чем вдоволь пошляется по Галактике.

Уж коли ему даден небывалый, по-настоящему фантастический шанс, то он его не упустит. А всякие там имперцы…

Прорвемся!

Антон покачал головой. Всего несколько часов назад он размышлял, сходить ли ему по грибы! Галактика…

Губу-то подкатай, лейтенант. Сам подумай – кто ты для ангиан? Мозговитая тварь. Особь из недоразвитой цивилизации, чьи представители носятся с термоядерной бомбой, как дураки с писаной торбой.

Вопрос: если люди считают нормальным охотиться на братьев своих меньших, то почему бы существам, настолько же превосходящим гомо сапиенс, насколько те сами развитей дельфинов или слонов, не украшать свои гостиные чучелами Иванов или Джонов?

Ломов вздохнул и покачал головой. Ничего не понятно, не известно, не ясно. Как он однажды вирши сочинил:

Антона поражало отношение капитана, да и свое собственное к происходившему – никакого шока, никаких открытых ртов и подгибавшихся коленей. Любопытство было, интерес был.

Да и что такого сверхизумительного случилось? Звездолет прилетел? Ну, и что теперь? Подумаешь, звездолет…

Прогресс отучил людей удивляться, притупилась сама способность поражаться увиденному.

– Максим! Забыл спросить… Ты женат?

– Не сподобился, – хмыкнул сержант.

– Это хорошо… Я вот тоже бегал на воле, от ЗАГСа увиливал. Правда, я был очень честный и никогда не обманывал девушек. Чтобы там в любви клясться или обещать непременно жениться – этого я себе не позволял.

– Хороший принцип.

– Да чего хорошего! Себе же во вред! Соврал бы – и все утряслось, и в постельку. Ведь иной девчонке только слово и нужно, чтобы из платья выпрыгнуть, и слово это – ЗАГС! А я ей суровую правду…

– Зато теперь ни за кого переживать не нужно. А если бы дети остались?

– Да кошмар…

Антон обошел камеру. За стеклопластом слева росло кряжистое дерево с пористой, пульсирующей корой. На его плакучих ветвях шевелились удивительные листья, похожие на грозди винограда, только красного колера. Ветки и сами были подвижны, а потом из грунта стал вытягиваться корень. Высунулся весь, потыкался в почву и начал закапываться.

Камера справа была пуста, за задней стенкой стояла темнота.

Ломов надавил на холодную гладкую стенку. Толстенькая, однако. Пятки у него закаленные, конечно, доску перешибут, а вот стеклопласт этот… Вряд ли.

– Ломо!

Антон удивленно обернулся. За прозрачной шторой собралась целая толпа коренастых, широких в кости, накачанных однопланетников Китеша. Надо полагать, на Тавассе притяжение сильнее земного. Хочешь не хочешь, а качком станешь.

Стенка с шелестом поднялась, и один из здоровяков указал на лейтенанта растопыренными пальцами:

– Вот он, почтенный Кепеш.

Вперед шагнул седой качок. Бесцеремонно оглядев Ломова, он сказал:

– Мое имя – Кепеш. На этом корабле я – старший в клане Ширра. Ты, Ант Ломо, нанес оскорбление Китешу, сыну Нгоша. Стало быть, и всему клану Ширра. Оскорбление смывается кровью. Ты будешь биться, Ант Ломо?