Данияр Каримов - Цикл «Ядовитый Джо»

Моего явления ждал тучный абориген, буквально колыхающийся под радужной тогой власти. Он выдавил подобие улыбки, чему, наверняка, обучился специально, чтобы произвести эффект на пришельца. С мимикой у владетелей было туговато.

– Вы пунктуальны, и это прекрасно! – переводчик припудрил его стрекотание понятными человеку эмоциями.

– Благодарю, – радушно ответил я. – Вы сообщили, что располагаете информацией о пропавшем хомо.

– Он найден, – чиновник раздраженно раскрыл крылья. – Хотя, наверное, точнее сказать, найдено то, что от него осталось. Тут все, что удалось… собрать.

Визави указал на пластиковый мешок, лежащий на столике рядом с входом в ложу. Изнутри он был заляпан бурыми пятнами.

– Где его нашли? – спросил я. Собеседник изучающе смотрел на меня пару секунд, видимо пытаясь понять, почему хомо одушевляет ошметки, после чего отвернулся к арене.

– Я бы предпочел вернуться к разговору о вашем… гм-м… сородиче позже, поскольку время уже не играет роли в его судьбе. Располагайтесь и наслаждайтесь зрелищем на арене. Я слышал, что у хомо было что-то подобное. У любой материи есть изнанка. Сделаете ставку?

– Пожалуй, нет, – сказал я.

– Ха-ха, – сказал владетель, натягивая улыбку. – На кого ставить, если в этой игре никогда не бывает фаворитов? Участь любого участника печальна. Не так ли? Вы не любите риск!

– А вы?

– О, я не прочь подергать удачу за хвост! По нашим поверьям, она предстает перед счастливчиком в образе собаки. Правда, мой хороший? – собеседник потрепал пса, возлежащего у ног. Тот заурчал, продолжая внимательно пялится на меня.

– Не здесь, тупица, – неожиданно прошелестел переводчик другим голосом.

– Что, простите? – опешил я, еще не понимая, что имплантат перевел не владетеля.

– Мы ассоциируем удачу с образом собаки, – повторил инсектоид.

– Чуть ниже, чуть ниже, – зажурчал фоном второй голос. – Да, да, так!

– Ваша любовь к домашним животным трогательна, – туманно ответил я.

– Мы ценим надежность, ведь ее так мало в мире, – туземец, не замечая моего замешательства, гладил пса, тот довольно урчал. Переводчик заходился в истоме от невидимого обладателя второго голоса. На арену выталкивали первых гладиаторов. Я молчал, размышляя, почему абориген тянет резину, но не успел сформировать хотя бы одну правдоподобную гипотезу, как в ложу вошел еще один в блеклой тоге служения и, почтительно склонившись перед моим визави, что-то зашептал.

– Вот как! – воскликнул тот, поднялся и обратился ко мне. – Прошу прощения. Мне необходимо покинуть вас на несколько минут. Дело чрезвычайной важности.

Чиновник удивительно легко для своей комплекции скользнул за тяжелую занавесь. Я коснулся ее края, чтобы глянуть, куда он направился. Пес, до того момента мирно возлежавший, пришел в движение и утробно зарычал, заставив замереть.

– Сидеть, не то прикушу!

Интригующий поворот.

Зря ты сюда сунулся, чужак, – рявкнул пес. Так, по крайней мере, истолковал его переводчик.

– Чья бы собака рычала, – съязвил я. Имплантат-переводчик, уже пустивший тонкие отростки в гортани, помогал изрыгать звуки, схожие с лаем. В горле с непривычки саднило.

– Убирайся отсюда, чужак! – Пес подскочил и зло щелкнул челюстями. – Не медли, пока я не передумал.

– С какой стати тут командует пес? – ощерился я. Волосы на загривке поднимались дыбом.

– Убирайся! – сорвался на лай инопланетный цербер. – Проклятый чужак! Разорву! Загрызу!

Он, несомненно, готовился обложить меня как как следует, но в ложу невовремя вернулся хозяин, шикнул, и пес, заткнувшись, покорно улегся у кресла.

– Мне послышалось или вы перелаивались с моим питомцем? – Владетель криво улыбался.

– С детства не доводилось дразнить собаку, – я вежливо улыбнулся в ответ. – Забытое ощущение.

– Забавно-забавно, – сказал владетель и нанес мне быстрый и точный удар в голову.

Включился я уже в горизонтальном положении, даже не удивляясь смене интерьера и месторасположения. Просторная ложа сжалась до размеров металлической клети – тесной и низкой, под прямоходящих не приспособленной. Покрытые бурыми пятнами доски, служившие полом, источали миазмы сырости и гниения, усиливая тошноту, с которой я пытался справиться. Меня мутило.

Рядом, насколько позволял обзор, я разглядел еще несколько клетей. Из соседней смотрел с укоризной пес, бросившийся под колеса багги. Я узнал его по ошейнику и окрасу. В клетке напротив скрючилась собака с короткой серой шерсткой. Ножки животного медленно двигались, словно увязнув в тягучей и липкой субстанции. В животе, почти лишенном курчавого покрова, чернела дыра, в которой копошился крупный толстый червь. Паразит жадно выедал живое еще существо изнутри.

Когда, наконец, мозг вернул себе способность соображать, я заметил, что рыжий пес продолжает внимательно смотреть на меня.

– Очухался? – участливо спросил он.

– Что тут, черт возьми, происходит?

– Геноцид, – заверил пес. – Определенно геноцид.

– Потрясающе, – выдал я.

– Ты поймешь, – пообещал пес и уставился мне в глаза. – Внимай!

В детстве отец взял меня на выступление известного экстрасенса. Тот читал мысли, погружал зрителей в гипноз целыми группами и выполнял перед залом еще не менее дюжины удивительных трюков, которые называл проявлением телепатии. Шоу производило впечатление, но сейчас я точно знал, что экстрасенс мошенничал. Он ни капли не владел телепатией.

Я был одновременно собой и представителем чуждого вида, но это нисколько не выводило из равновесия и даже не взволновало вздремнувшую ксенофобию. Мной овладело удивительное спокойствие. Я принял как данность способность выгибать дугой длинную спинку и не путаться в одновременном движении множества двигательных и специальных конечностей, различать миллионы удивительных запахов и видеть в инфракрасном диапазоне. Несовершенные руки хомо покоились на коленях, но тысячи удивительно гибких, ловких и сильных конечностей несли по разным горным тропам – незримым человеческому глазу, но фасеточным блюдцам приметным.

Раса, некогда владевшая Трампом, дробилась на миллионы разрозненных стай, в каждой из которых насчитывалось от тысячи примитивных особей, обладающими способностями к телепатической связи с представителями своего вида. Будучи лишенными связи с родным сообществом, отдельные особи вели животный образ жизни, однако возвращаясь в ментальные сети сородичей, формировали коллективный разум, обладающий самосознанием. Стаи жестко конкурировали друг с другом за идеи, жизненное пространство, ресурсы и виды на будущее. С одной из них я контактировал сейчас посредством пса.

Во время последнего внутривидового конфликта одна из противоборствующих сторон применила против противника новейшую и еще не прошедшую полевого испытания разработку – некое биологическое оружие, против которого ни у кого на планете еще не было защиты. Хмара – так называли себя прайды туземных собак, обладавших коллективным мышлением и самосознанием – забрасывали друг друга личинками искусственно выведенного паразита, причем так яростно, что планета пала под его натиском в течение считанных недель. В отдаленных и малонаселенных провинциях непораженные зоны сохранялись чуть дольше, но существенной роли это уже не играло. Прежняя цивилизация умерла, и на ее разлагающемся трупе зарождалась новая. Хмара хорошо помнил этот процесс.